чинающим, а возомнила себя… Идиотка, пять заметок в районной газете и большие планы на будущее.
Женя заварила горький дешевый кофе и перелистала тетрадь, из середины который всегда выдергивала листочки для писем. В начале тетради – черновик старого, еще майского письма другу Ворону в Калугу.
«Привет. Я сегодня о житейском, про этот мир а не про тот. Прокалываю иголкой дни в календарике с собачкой – говорят так в армии делают, когда дни до дома считают. Хочу увидеть, когда, наконец, закончится школа. На лицевой стороне, на морде колли, проявляются веснушки. Я ужасно устала от алгебры, чувствую себя круглой дурой. Я ничего не понимаю, кажется год назад я достигла своего математического потолка. Слово интеграл мне еще что-то говорит. «Это площадь криволинейной трапеции» – даже сейчас слышу в голове голос нашей математички, похожей на портрет Пифагора над стеклянной доской в сухих меловых разводах. Кабинет номер 17, второй этаж, направо. А слово «логарифм» для меня до сих пор пустой звук. Мой аттестат будет испорчен позорным тройбаном, точно тебе говорю. Наверняка я смогу пережить и забыть, но сейчас очень, очень, очень тоскливо. Еще две недели потерпеть – и больше мне никогда, никогда это не понадобится. Немного потерпеть. Моя жизнь – сплошное ожидание. Ничего не происходит. Только бы поступить в универ уже»
Два года переписки, два письма в неделю. А теперь может и не будет писем, и ни к чему заглядывать в ящик по три раза в день. О чем переписываться с нерешительной дурой . Женя все портит. Всегда и везде.
Она падает на скрипучую пружинную кровать, в хрусткую общажную постель, закрывает глаза. За окном звенят трамваи.
Вчера все, все было хорошо, вчера была надежда. Женя приехала в Москву, чтобы поступить в МГУ. И Алекс, любимый Алекс говорил, что все получится. Потому что все люди – обыкновенные, а они с Женей – особенные, сильные, настоящие, достойные.
Женя, выходит, ненастоящая. Чуда-то не случилось.
1
…Между школьным выпускным и вступительными экзаменами были бесконечные тусовки у реки – в тягучем ожидании, что что-то случится, в обсуждении встреч, предстоящих концертов, прикидов и драк.
Перед самым отъездом Жени Юрик решил утопиться. Юрик, поговаривали, был шизофреником, но в тусовке это скорее комплимент чем оскорбление. Юрик был мастер кадрить юных дев в стиле «я твой безопасный жилет для рыданий, ты можешь рассказать мне обо всем». Нащупав мягкое дно, Юрик переходил в наступление. Чтобы понравиться интеллигентной барышне из хипей третьего призыва, лучше всего было быть музыкантом. Можно поэтом. Но обязательно – человеком чутким и нервным. У Юрика была гитара. На гитаре— исполненные шариковой ручкой по скверному лаку слова «АлисА» и «MetallicA». Вторым достоинством была слава человека на учёте.
Сегодня Юрик решил впечатлить прекрасную деву Нюшу, к которой давно и так и эдак подкатывал. Летом тусовка перемещалась «на стрелу» и пипл сидел спиной к Оке на высоком парапете, а прогуливаться и стрелять сигареты спускались к нижнему променаду, к воде. Сигареты с фильтром внезапно стали всем не по карману, народ радовался и «Приме». Дежурный вопрос «Покурим?» был полон надежды, и вместо «Оставляешь!» обычно возмущенно отвечали «Да мы уже с Кисой и Никуличем курим!»
Получив вожделенную затяжку для храбрости, Юрик пошел на приступ, зазвал Нюшу к реке и начал шептать в ушко о чувствах.
Женя наблюдала всю картину сверху, невольно ловя себя на мысли, что чувства и намерения ровесников видны за версту. Достаточно приглядеться, и про тусовочку все понятно: кто кого любит, не любит, плюнет, поцелует… Она ждала Алекса, посматривала на подвесной мостик. Интересно, и их отношения вот так всем видны? Он-то не сразу понял, что Женя его выбрала. Выбрала сразу, с полувзгляда, с полуслова – навсегда. А теперь все видят, как она старается прижаться щекой к его плечу, вдохнуть запах кожи, – и как он перебирает пальцами ее волосы, когда они слушают Вадима с гитарой, выводящего на весь парк Deep Purple? Радуются за них люди? Или кому-то вправду противно смотреть на чужие поцелуи?
Юрик, похоже, получил пространный, вежливый но совершенно явный отказ, несмотря на гитару, стихи, задушевность, трогательные белесые ресницы и хорошо подвешенный язык. Он вдруг встал, сказал громко, на зрителей «Анутогдавсенах!» и без разбега спрыгнул в Оку. Привычные к широким и красивым суицидальным жестам, все зааплодировали и вернулись к своим делам и беседам. Юрик выгребал широкими саженками на середину реки. Кто топится, не гребёт, ясное дело. Почувствовав невнимание публики, Юрик перевернулся на спину и громко фальшивя запел: «По реке плывет бревно из села Кукуева! Ну и пусть себе плывет, деревяшка, нам не нужная!» и сатанински захохотал.
Очень скоро косуха Юрика намокла. Это была не куртейка из облегченной кожи троллейбуса, а труёвая натуральная косуха из Штатов, купленная мамой Юрика слегка на вырост. Косуха могла стоять в углу самостоятельно и вмещала во внутренние карманы 4 бутылки пива «Курская дуга». Косуха носилась
