не сказал. Я спустился в подвал, вернулся с «Пианино» в руках, а он не произнес ни слова. Миша пытался развлечь его каким-то разговором, но получался неровный монолог. Хотя, возможно, гость отвечал кивками и мимикой.
Снова оказавшись в кресле, я принялся поглаживать «Пианино».
– Это штуковина нового типа, – сказал я. – Можно назвать ее… например, динамической кинетической картиной…
– Прошу прощения, – перебил меня Дмитрий Алексеевич, – но это сложно. Как насчет «щупалки»? Или «терки»?
Это замечание несколько сбило меня с мысли. Наверное, поэтому «Пианино» никак не начинало действовать.
– Нет, – сказал я, – я бы не хотел таких странных названий.
– Как знаете, – а вот теперь в его голосе послышалась легкая ирония.
Я, наконец, нащупал конфигурацию, которая дала эффект. Из мрака вырисовывались неясные контуры.
– Итак, – продолжил я. – Эту картину я назвал «Пианино». Чтобы оно… «зазвучало», нужно не просто прикоснуться к поверхности, а двигать по ней ладонью, продавливая поверхность в определенных точках.
«Пианино» работало, но как-то странно. Только себя я видел отчетливо, все прочее – стены, обстановка, Миша, гость – продолжали оставаться тенями и контурами с размытыми краями.
Я растерянно замолчал. Гость пришел ко мне на помощь.
– Простите, могу я попробовать?
Я безропотно протянул «Пианино». Некоторое время ничего не было слышно, кроме осторожного шуршания да Мишиного сопения. Когда он старается дышать потише, сопение выходит особенно противным.
– Чудесно, – сказал Дмитрий Алексеевич. – Не сразу удается нащупать, но потом…
– Что вы видите? – кажется, я спросил слишком резко.
Это все Миша со своим сопением!
– С открытыми глазами – не вижу, а слышу. Удивительные звуки. Не музыку, а… звуки все время меняются, предугадать невозможно, но в целом – очень гармонично… А когда закрываю глаза…
Снова пауза. Я непроизвольно подался вперед, как будто мог заглянуть в картину, которая раскрылась перед гостем.
– Вижу все так, как будто глаза открыты…
– Четко видите? – опять я, кажется, слишком нервничаю.
– Не все… только то, что хорошо запомнил. Все остальное – очень смутно… Кажется, эта штука… визуализирует память, я бы так это назвал.
Я откинулся в кресле. «Визуализирует память»… А я-то губу раскатал.
Только сейчас я понял, как мне хотелось снова стать зрячим. Пусть даже с помощью этой безделушки.
– Отличная вещь, – сказал Дмитрий Алексеевич. – Сможете сделать еще парочку в том же духе?
Утро после вернисажа оказалось очень тяжелым.
Если не считать меценатского коньяка, который мы пили в день знакомства, все время после больницы я спиртного в рот не брал. Хотя иногда подмывало, особенно перед сном, когда руки уже ходят ходуном от усталости, а в мозгу еще клокочут
