заклинания, за которыми скрывалась неизвестность, загадка, далёкие сиреневые туманы. Я решил нарушить эту отвлечённую композицию и поинтересовался: не желает ли она посетить Узбекистан? Она ответила, что желает. И по счастливой случайности мыимели возможность спросить о тамошних красотах и диковинах у их носителя, так сказать. Узбек расписывал город Самарканд, как самый прекрасный уголок на земле, где таятся древние истории былых времён, где абрикосы зреют уже в начале марта, где деньги размером чуть не с газету и их хватает чуть не на всю жизнь. К несчастью, истории об увиденном так же скучны, как и истории о былом, а вот предвкушения, надежды, мечты, планы… Нежная поволока не спала со взгляда милой девушки, она продолжала томно потирать икры и вытягивать их в сторону, противоположную узбеку, которому кстати отменили и этот заказ тоже.
Полет чайки и автомобильный затор
Когда стоял на перекрёстке у светофора, светило солнце, и небо было ясным, прозрачным, голубым. И в этом небе купались чайки. Они баловались с воздухом, вытворяя разные кульбиты, разрезая полотно пространства, составляя из него вихревой узор. Они оживлённо кричали. Так резвятся дети, когда их веселью не мешают, когда на землю сходит лёгкая игривость. А когда не сходит, наступает время большого натуга, эпоха стремлений и жертв, эра серьёзных щей и насупленных ебальников.
Автомобили в строгом порядке перемещались по специально отведённому для этого пространству, люди тужились в автомобилях, поддерживая ровный строй движения, и светофор засветил цветом, провоцирующим людей на движение.
Потом было что-то ещё менее важное.
Адское углубление
Все говорят: Кременчуга, Кременчуга… Ой-ой-ой. Будто нету ничего страшнее. Но когда тебя начинает засасывать от самого начала Московского до Купчаги – вот это страшно. И все станции, лежащие на этом пути, как драконы, носят страшные имена.Электросила, как неизвестная науке сила, тянет тебя и не желает отпускать в обратном направлении – только вперёд, глубже, только в Купчагу.
Начало марта не благоволит велосипедным прогулкам и отдыху у реки, но каказики зовут преодолевать все тревоги и страхи, и я, пришпорив Луи-Семёна, пересекаю мосты и огибаю досужих и задумчивых пешеходов в своём страстном стремлении вперёд. Луи-Семён загребает снег своими колёсами и изрыгает его из-под крыльев, как конвейер по изготовлению рвотных хлопьев. С каждой отданной шавухой, с каждым ушедшим за закрытые двери макчикеном я кричу в небеса: позволь мне вернуться, отпусти, дай обрести покой в родных переулках. Но громовые раскаты надрывают мой телефон, и я вынужден отправляться всё дальше и дальше по пути бездорожья, снеговых кашемаров и непредсказуемых челопятствий. Всё вперёд и дальше, туда, где воздух темнеет на глазах, где дома, как безмозглые циклопы, загребают безликих и безымянных людей, где после десяти пива нигде не продают. Но вот наступает
