них, только Олега жалко…
Юлий смотрел на неё и снова, уже в который раз, возвращался мыслями к тому сентябрьскому субботнему вечеру, когда он ехал – уже ехал! – к ней, трясся в грязном, полутёмном вагоне и думал с замиранием сердца о предстоящей встрече. А она сидела в это время у окошка с антологией английской поэзии и ждала, а может, не ждала возвращения Сладковского из бани (!). Если бы он сумел приехать всего на один день раньше…
– А хозяйка тогда скоро пришла? – неожиданно для себя самого спросил Юлий каким-то чужим, полуофициальным тоном.
– Какая хозяйка? – Маша взглянула на него с недоумением и тут же поняла. – Да, скоро… минут через пять.
– Как же это вы… за пять минут всё успели? – Юлий знал, что не должен касаться их отношений, тем более лезть с расспросами так грубо, почти цинично, но он чувствовал – дальше так продолжаться не может, пусть будет хуже, но ясно до конца.
Маша не возмутилась и не обиделась. Она просто сказала:
– Ты знаешь, тогда мы почти ничего не успели. У меня потом целую неделю – до следующего воскресенья – даже в мыслях не было, что я его люблю. Я об этом никогда никому не рассказывала. Тебе… если хочешь.
Юлий помолчал, отбросил волосы со лба и сказал:
– Хочу.
12
Дело было примерно так. Сладковский зашёл в комнату, долго думал, здороваться или нет, потом всё-таки процедил что-то типа: «Добрый вечер». Маша, почему-то потеряв дар речи, оторвалась от книги, кивнула ему и снова уставилась в недочитанное стихотворение Китса.
– А где хозяйка? – спросил Сладковский, бросив у порога фирменный пакет с вещичками.
– Не знаю, – ответила Маша, по-прежнему демонстрируя абсолютную поглощённость чтением.
Она надеялась, что Олег Владимирович, увидев, что человек занят делом, не будет вступать ни в какие разговоры, но получилось как раз наоборот. Он подошёл, по-хозяйски глянул на обложку и небрежно сказал:
– О! Антология английской поэзии? Вы разве литературу ещё не сдали?
– Сдали, – сказала Маша тоже не слишком приветливо. – Мне, видите ли, нравится кое-что из английской поэзии!
Сладковский скользнул скептическим взглядом по раскрытой странице и, отходя, процедил сквозь зубы:
– «Где взять мне сил для облинявших крыл…»
– Что? – переспросила несколько удивлённая Маша.
– Не что, а кто, – надменно поправил Сладковский. – Джон Китс.
Этих строк на раскрытой странице не было, но Машу они заинтриговали.
– А дальше? – тихо спросила она.
Сладковский уселся на лавку и продекламировал с тем же скучающе-скептическим выражением:
Где взять мне сил для облинявших крыл,
Чтоб снова воспарить под облака
И унестись от Купидона – ввысь,
Как от порхающего мотылька…
– Купидон – это, кажется, бог любви? – уточнила Маша в жуткой растерянности. –
