говорит. – Более чем чудесно. Просто превосходно.
Подорваться на ноги и бить в железную дверь до крови на руках удается лишь тогда, когда он уходит. Тогда, когда она ревет в пустоту, без слов, одним звуком ожесточенно-озлобленным. Кожу стесывает, на двери остаются кровавые следы, а саднящую кожу она и не ощущает.
Смертная, в чьем теле ее заперли, только скулит, ее сознание забито настолько глубоко, что Эрида выжечь его могла бы своим гневом. Просто выжечь и оставить пепелище; сил даже на это не хватает. И она знает, что сам он это сделать не мог. Шлюха Геката небось помогла. У нее же с мозгами все совсем плохо, у нее сознание двинутое уже несколько тысячелетий.
Сам бы он с ней не справился.
Он приходит несистематично. Иногда раз в месяц, иногда по три раза в неделю. И всякий раз сам; лучше бы вместо него был Гермес или кто-нибудь послабее. Кто-то, с чьим разумом она еще может сыграть. Кого может выкрутить и заставить ее выпустить.
Во взгляде черных глаз читает, что он не полный идиот же, чтобы рассказывать всем и каждому, где она и как ее отпустить.
Однажды он спрашивает:
– Как думаешь, что с тобой станет, когда бедняжка умрет? Когда она совсем истощится и отправится ко мне?
Эрида практически хватает его за ногу, пальцы сжимают штанину идеально-черных брюк, а потом будто незримая сила заставляет ее разжать пальцы и обратно забиться в угол.
– Ты не можешь меня убить, – сипит она. В глотке сухо, во рту сухо, у смертной глаза пересохли и болят, но эта боль для Эриды ничего не стоит. Она терпела пытки и похуже. – Тебе не под силу справиться со мной.
Аид хмыкает себе под нос.
Говорит:
– Ты права, убить я тебя не смогу. Но мне это и не нужно.
Пальцами щелкает и взгляд переводит с собственной руки на нее.
– Вот что с тобой станет. Ты растворишься в мироздании. Не умрешь, нет. Просто растворишься.
У нее почти получается вцепиться ему в глотку. Пока у него взгляд не становится настолько черным, что девчонка визжит и на пол кидается подальше от него.
А Эрида лицом ее пару раз прикладывает о кафельный пол, наказывая.
Она заперта в этой клетке.
Эта клетка хуже Тартара.
Бежать некуда, а еще она совсем не знает, насколько его слова блеф. (Проверять пока не торопится, ей просто время нужно, чтобы просчитать все в голове.)
Персефона приходит вместе с ним редко. Они будто пара супругов, навещающих больную племянницу. Проклятое потомство, она их всех изничтожит, ей бы выбраться, от Олимпа останется только воспоминание. А Подземный мир падет в хаосе и разрухе. У Персефоны в зрачках тень жалости слишком явная.
Она выглядит так, будто в локоть Аида вцепиться хочет и уйти.
– Боишься меня, – самодовольно говорит Эрида, сдувая волосы с лица, ломая линию губ в ухмылке.
А та лишь подбородок выше поднимает и звучит
