с ними за стол, когда произносит предложения слов по восемь, по девять – не больше. Слишком сильно выделяется из этой обстановки, отделяется от этой чужеродной атмосферы.
– Надеюсь, тебе понравится в Подземном, – говорит Аид тихо и с убийственным спокойствием. – И ты увидишь, что не один Зевс может быть гостеприимен.
Дита тянется уже за кубком, когда чувствует, как ее за руку практически под столом ловит Фона. С напуганным своим практически оленьим взглядом. И одними губами, пока Аид не видит, пока просто не смотрит:
– Не трогай. Ничего здесь не трогай. Если тронешь, он и тебя оставит себе.
И ей не страшно, ей совершенно не страшно. Лишь ощущения такие неприятные, когда она аккуратно руку выворачивает из хватки Персефоны.
Когда взгляд Аида на себе ловит.
Когда говорит:
– Мне кажется, что ты стал забывать нас всех, дядя.
И в холодном глубоко-темном взгляде видит стальную вспышку. И пальцами чуть за край стола цепляется, когда понимает, что именно не так сказала.
А голос Аида звучит слишком раскатисто, слишком звучно, эхом отлетая от скал над головой.
– Мне кажется, что ты не в свое дело лезешь, Дита. Разве папочка не учил тебя менять любовников, красивые вещи и молчать, когда дело касается власти?
Она не боится его. Он власти над ней не имеет. И Дита готова поспорить, что Персефону потряхивать мелкой дрожью начинает, когда Аид поднимается на ноги, когда медленно идет в ее сторону. А она только поворачивает голову к нему, когда он останавливается в паре шагов от нее, когда прошивает взглядом насквозь. И улыбается. Дита улыбается широко и слишком счастливо для всего этого места.
– Зачем ты явилась сюда?
– Милый, это я ее пригласила. Помнишь, ты же говорил, что мне можно иногда принимать у себя гостей? То есть у нас. У тебя, – ей хочется попросить Персефону не усугублять ситуацию, не оправдываться и не искать какие-то причины.
Дита знает, как выглядит любовь.
Знает, что у них двоих этой любви ни грамма, а оттого Аид терпеть ее не может. Оттого не переваривает ее присутствие как таковое.
– Я не тебя спрашиваю, – он говорит, даже взгляд не переводя.
А Диту уже душит отсутствие воздуха. Дита уже покинуть это хреново царство хочет. И все равно почему-то говорит, все равно почему-то отвечает.
– Твоей жене скучно одной, потому я здесь. Кому как не тебе знать, что ей не хватает любви.
Она не успевает встать из-за стола.
Она не успевает, потому что Аид пальцы на ее горле сжимает, буквально стаскивая ее и продолжая давить все крепче. Так, что она хрипит, пальцами за его запястье цепляется. И боится. На этот раз по-настоящему его боится.
– А кто виноват в этом? – он терпение теряет, у Аида нрав крутой, вся его холодность и сдержанность границы смывает за считанные
