все же вспыхивают.
И это всего лишь очередная ложь, что они равные. Не равные и вообще не могут рядом стоять ни при каком разделении. Но Геката позволяет этой лжи заполнить себя сполна, ровно как и позволяет Эриде отдыхать рядом, положив совершенно по-кошачьи голову ей на плечо. Порой во сне та что-то шепчет на надрыв, судорожно повторяет, но либо язык незнаком, либо эта какофония звуков не имеет никакого смысла. Проведенное в Тартаре время не может испариться незамеченным.
Это такая же ложь, как и то, что говорит Эрида, когда окунает пальцы в человеческую кровь, осторожно разлитую по мискам для очередного ритуала, чьих названий она и не помнит, мажет этой кровью по краю миски, нарушая идеальные цвета, мажет по собственным губам и подбородку, ядовито усмехается в ответ на пристальный и не понимающий происходящего взгляд, а потом властно целует и уходит куда-то, смеясь почти дурниной.
Ложь, кругом окружающая ложь. И все они одиноки, что бы ни делали. И все они давно мертвы снаружи, хотя вроде как абсолютно живы внутри. Или наоборот? (Да кто бы знал истинный порядок вещей; даже Зевс далеко не всемогущ, несмотря на собственную убежденность в том.)
Можно толочь коренья, можно размазывать сажу и посмеиваться над бессмысленными жизнями смертных. Вместо этого Геката ведет по плечам Эриды задумчиво, ни разу вслух не спрашивая, могли бы они перевернуть весь уклад пантеона, изменить его до неузнаваемости. На подобное ответов порой лучше не знать. За ними кроются убийства, за ними кроются зверства и желание разорвать и изничтожить тех, что когда-то были важны. Не необходимы, но важны. Она бы на лоскуты разорвала некоторых из них; у нее личных счетов целый список наберется. О счетах Эриды и спрашивать не приходится; она, пожалуй, одна из немногих, кто действительно имеет право злиться, ненавидеть, проклинать, рушить-крушить-уничтожать. Никогда не выстраивать заново.
Править хаосом – перспектива более, чем просто притягательная.
И беспокойной Эриде, что порой успокаивается на плече своей вроде-как-никогда-не-подруги и спит не размеренно-спокойно, не нужна Геката. Не нужна ровно так же, как и той она сама. Пустые и давно уже не полые изнутри, все еще могущественные и кажущиеся значимыми снаружи. Все фикция; все ложь и неприкрытая ирония над тем, чем когда-то давным-давно являлись.
Только Геката никуда ее не гонит; сама уходить отчего-то не торопится.
Смотрит с небольшим прищуром, пальцами чужие пальцы перебирает, почти ничего не говорит и не комментирует происходящее. Удаляется порой внезапно и несколько резко, но возвращается исправно. Возвращается; а Эрида заранее знает, что от нее пахнуть будет сажей, многочисленными ингредиентами для какого-то очередного варева, названия которого она не помнит, совсем немного кровью. И на дне ореховых глаз, что почти близки к кошачье-желтым порой, тлеющие угли, едва-едва рыжие искры.
Обоюдное одиночество
