белой плёнкой. Корова пошла своим путём, видимо, на пастбище – да уж, припозднилась Бурёнка! – а старушка внимательно смотрела на меня, смущённую, и всё же казалось, что она видит меня, причём насквозь. Я отмела мысль о том, что неприлично не здороваться с соседями, и ускорила шаг, догоняя корову. Мы прошли с ней в полной тишине до развилки, она свернула налево, я направо – в сторону бабушкиного дома.
Небо затянулось облаками: мягкими, словно закрученными, как шерсть у барашка. Они медленно ползли, укрывая меня от солнечных лучей. Я не смогла устоять перед полевыми цветами и решила собрать букетик для бабушки, чтобы немного её порадовать. И пусть у нас в саду росли розы и пионы, но бабуля всегда говорила, что нет ничего лучше обычных голубых васильков и жёлтой горчицы. Наверное, собирала я их часа два, настолько красивыми были цветы и душистыми, что даже решила полежать в траве, впитывая аромат, словно губка.
Я подошла с охапкой к калитке, с трудом отворила дверцу и, кинув на крыльцо собранное, решила забежать в маленький, пристроенный к дому деревянный сарай перед тем, как зайти в избу. Там у бабули в клетках всегда жили кролики. Маленькие и большие, вечно дергающиеся в руках и пытающиеся ускользнуть на свободу. Я нарвала для них на грядке морковной ботвы. Сейчас же половина из кроликов спала, а другая половина настороженно смотрела на меня своими глазами-бусинками. Я пыталась запомнить, как выглядят зверята – до мельчайших подробностей, – чтобы дома их порисовать, так как тут было темно и ни черта не видно, да и сумерки уже наступали. Долго же гуляла. Покормила кролей ботвой, погладила и почухала их по шёрстке и пошла в дом, закрыв сарай на заедающий засов.
Тишина дома нагоняла сон. Часы подгоняли день к вечеру. А я нагнала за день аппетит, поэтому быстро побежала на кухню, поставив в ведро с колодезной водой букет цветов. Ничего особо съестного сразу найти и не смогла. Бабули не было слышно, и я обнаружила её мирно посапывающей в своей комнате, да и вообще она стала раньше ложиться, наверное, уставала за день. Я была той самой внучкой, от которой помощи не дождёшься. Не потому что я не хотела, просто толком не умела.
У меня была подруга, Настя, и она всегда удивлялась, почему я ничего не делала по дому. А мне просто не разрешали, говоря, что делаю я всё неправильно и за мной нужно будет всё заново мыть и убирать. Вот и тут мне становилось не по себе даже от банального подметания пола: веник трепался, сбрасывая свою щетину, а пыль летала по всей комнате, отчего потом её можно было найти в еде, в волосах и вообще везде, куда глаз упадёт.
Прости, бабушка, что я такая растяпа.
На полу, у остывшей печки, в мисочке лежали остатки яичницы, предназначавшейся утром для меня и отданная, видимо, той самой кошке. Значит, блохастая точно пригрелась тут. Ну ладно, нам ещё наверняка предстояло с ней поближе познакомиться, но я увидела накрытый полотенцем свежеиспеченный хлеб и, забыв про кошку, отломала ломоть с мякотью и побрела по лестнице к себе наверх.
Когда
