Бишопа. Плантатор с тростью в руках разговаривал с надсмотрщиком Кентом, стоя около колодок, предназначенных для наказания провинившихся рабов.
Заметив Блада, он мрачно взглянул на него.
– Где ты шлялся? – закричал он, и, хотя угрожающий тон, звучавший в голосе полковника, был для него обычным, Блад почувствовал, как его сердце болезненно сжалось.
– Я был в городе, – ответил он. – У госпожи Патч лихорадка, а господин Деккер вывихнул ногу.
– За тобой ходили к Деккеру, но тебя там не нашли. Мне придется кое-что предпринять, красавец, чтобы ты не лодырничал и не злоупотреблял предоставленной тебе свободой. Не забывай, что ты осужденный бунтовщик!
– Мне все время об этом напоминают, – ответил Блад, так и не научившийся сдерживать свой язык.
– Черт возьми! – заорал взбешенный Бишоп. – Ты еще осмеливаешься говорить мне дерзости?
Вспомнив, как много поставлено им сегодня на карту, и живо представив себе тот страх, с каким прислушиваются к его разговору с Бишопом товарищи в окружающих хижинах, Блад с необычным смирением ответил:
– О нет, сэр! Я далек от мысли говорить вам дерзости. Я… чувствую себя виноватым, что вам пришлось искать меня…
Бишоп внезапно остыл:
– Да? Ну ладно, сейчас ты почувствуешь себя еще больше виноватым. У губернатора приступ подагры, он визжит, как недорезанная свинья, а тебя нигде нельзя найти. Немедленно отправляйся в губернаторский дом. Тебя там ждут… Кент, дай ему лошадь, а то этот олух будет добираться туда всю ночь.
У Блада не было времени раздумывать. Он сознавал свое бессилие устранить эту неожиданную помеху. Но бегство было назначено на полночь. В надежде вернуться к этому времени доктор вскочил на подведенную Кентом лошадь.
– А как я вернусь назад? – спросил он. – Ведь ворота палисада будут закрыты.
– Об этом не беспокойся. До утра ты сюда не вернешься, – ответил Бишоп. – Они найдут для тебя какую-нибудь конуру в губернаторском доме, где ты и переспишь.
Сердце Питера Блада упало.
– Но… – начал он.
– Отправляйся без разговоров! Ты, кажется, намерен болтать до темноты. Губернатор ждет тебя! – И Бишоп с такой силой ударил лошадь Блада своей тростью, что она рванулась вперед, едва не выбросив из седла всадника.
Питер Блад уехал с настроением, близким к отчаянию. Бегство приходилось откладывать до следующей ночи, а это грозило осложнениями: сделка Нэтталла могла получить огласку, к нему могли обратиться с вопросами, на которые трудно было ответить, не возбудив подозрения.
Блад рассчитывал, что после визита в губернаторский дом ему удастся под покровом темноты незаметно прокрасться к частоколу и дать знать Питту и другим о своем возвращении. Тогда бегство еще могло бы состояться. Однако и эти расчеты сорвал губернатор, у которого он нашел свирепый приступ подагры и не менее свирепый приступ гнева,
