зенки Гаврюшки Трояна, отстранился и почти бегом покинул телефонную станцию. У штаба, прямо на улице, его встретил Алексей Марченко.
– Уже наступают!
– Сколько?
– Два воинских эшелона.
Махно не поверил, отвернулся. Командиры сотен седлали лошадей. «А чутье не обмануло», – подумал он, вздрагивая.
– Откуда вести? Верные?
– Начальник станции сообщил наблюдателям. Эшелоны идут из Полог.
– Ишь ты! А этот гад-законник мне зубы заговаривал, – Нестор направился в штаб. – Вот их кровавая правда.
Семен Каретник шагал из угла в угол.
– Перестань маячить! – рявкнул на него Махно. – Что предлагаешь?
Алексей Марченко хитровато прижмурился.
– Как поступали в таких случаях запорожские казаки? Намазывали медом пятки!
– Не ехидничай, – осерчал Нестор. – А ты, Семен?
– Надо врезать им. Хоть пощечину. Иначе на душе деготь залипнет.
– Считаешь? Эй, Роздайбида!
– Я здесь, Нестор Иванович.
– Готовь тачанку. Кто там у нас под рукой? – он выскочил на крыльцо. – Фома, иди сюда!
Рябко подъехал на кауром жеребце, соскочил.
– Ты куда собрался?
– Сотню сбить в кучу. Прут же.
– Забыл, что ли? Мы приняли решение: днем не показываться на улице. Ты отступишь с отрядом, а хлопцам – петля. Поедешь со мной.
– Им навстречу?
– Да. И другим сотским предложи. Кто хочет. Там толпой делать нечего.
Во двор влетел гонец от Трояна.
– Нестор Иванович, Нестор Иванович, они уже рядом!
Все, кто был во дворе, кинулись к крыльцу и так пнули кота, что он яростно взвыл.
– Говори толком, – потребовал Махно.
Гонец доложил:
– Начальник станции нам звонил, хотя вы и запретили ему. Сказал: каратели остановились, выгрузились, валят сюда.
– Где они?
– Посреди пути.
Нестор холодно, вприщур поглядел на всех, кто был около, и они ощутили надежную силу. Каждый день ждали этого часа, но все равно поджилки дрожат.
– Делаем так, – начал Махно, обращаясь к гонцу. – Передай Трояну: отключить все телефоны. Понял? Скачи! Каретник и Марченко остаются здесь. Остальные за мной!
Никто ни словом не возразил. На трех тачанках (две были реквизированы в австрийском штабе) и с десятком верховых они отправились навстречу неприятелю. Нестор не мог бы объяснить, зачем это затеял. Сказанное Каретником: «Надо врезать им. Хоть пощечину» – лишь подогрело чувства, с которыми Махно возвращался с телефонной станции. Возмущение коварством оккупантов, порыв Тины, поцелуй взвинтили его и привели в то состояние, когда он знал, что принимает единственно правильное решение, и никаких сомнений на этот счет уже не
