подведеть?
Распекаев с суровым непроницаемым лицом и мутными глазами накинул петлю на шею своего бывшего атамана и слегка затянул узел. Тот с искаженным лицом бешено вращал глазами, мотал головой, рвал из узла запястья рук и силился что-то сказать.
-Вынь тряпку, штабс-капитан! Последнее слово, оно самое верное…
Романцов, стоя на двух седлах, с распухшим, пылающим лицом, все никак не мог отдышаться. Григорий сидел на сухом холмике старой сурчиной норы и задумчиво смотрел в степь. Распекаев прохаживался поодаль, нервно грызя травинку и тревожно поглядывая в белую степь.
-Што скажешь, урядник, говори, нам некогда…
-Боишься, что мои… меня отобьют?! Боишься, комиссарик проклятый? –севшим голосом закричал Романцов, – А-а-а!! Обосрался, гнида большевицкая?! Да… Я вас бил и бить буду!! За… пропащую молодость мою! За судьбу мою загубленную! За землю отцов наших!.. Вешать буду! Казнить буду!! И я… Я…
-Я тебе, дураку, -поднялся Григорий, долгим взглядом глядя мимо него, в серое холодное небо, -слово последнее дал, што б ты… матери своей весточку какую послал… Может, невеста где осталась… Што б не ждала более. А ты… ругаться…
-Я казак! И дед казак был, и прадед!! И не ты, скотина безродная, быдло колхозное…
Он неожиданно умолк. Его взгляд отупел, глаза поблекли и расширились, рот подернула судорога. Он вдруг увидел вдалеке, внизу, на стойбище, на закоптелом пороге калмыцкой кибитки невысокую фигурку старой калмычки в черном… Той самой, что отмерила ему, всесильному, молодому, веселому атаману всего-то девять дней жизни. Робкий степной ветерок слабо развевал ее одежды, она неподвижно смотрела не сюда, а куда-то вдаль и вверх, и ее скуластое морщинистое лицо было багрово и страшно в лучах быстро затухающего скупого декабрьского солнца.
Тонкий истошный крик атамана сорвался из глотки, метнулся по степи и захлебнулся на выдохе.
Веревка, привязанная за луку верхнего седла, натянулась и седло неуклюже отскочило в сторону. Ветка шелковицы вздрогнула и прогнулась под весом тела. Романцов мешковато повис, беспомощно суча босыми ногами.
Послеполуденное декабрьское солнце, чуть растопив снег на буграх, очернив старые сурчиные норы, медленно катилось по серому сумрачному небу. Высоко кружили мелкие степные стервятники.
-На! – равнодушно сказал Григорий и протянул револьвер Распекаеву, -дальше… я сам.
Тот взял оружие, задумчиво повертел в руке:
-А… барабан зачем набитый? Я один просил?
-Через буруны уходи на Каспий… А там и Персия не за горами. Ваши туда валят толпами. Тут ты уже не приживешься. Иди!
И, обернувшись, крикнул вдогонку быстро удаляющемуся штабс-капитану:
– За помощь – спасибо, Распекаев!!
Тот, не оборачиваясь, только поднял руку и, пригнувшись к гриве, пришпорил коня.
Григорий быстро поднялся на бугор, вскинул бинокль.
