И первое условие для этого: уметь отделить в Клоде человека от любовника.
– Ты больше не будешь спать с ним?
– Не знаю; ясно одно: я буду спать с другими. – Она добавила с оттенком вызова: – Сексуальная верность – это смешно, это ведет к настоящему рабству. Я не понимаю, почему ты, со своей стороны, такое принимаешь.
– Уверяю тебя, я не чувствую себя рабыней, – возразила Франсуаза.
Элизабет не могла помешать себе делать откровенные признания, но, как правило, сразу же после этого становилась агрессивной.
– Странно, – медленно продолжала Элизабет, словно с удивлением добросовестно следуя ходу своих размышлений. – Я никогда бы не могла предположить, что ты, такая, какой была в двадцать лет, станешь женщиной одного-единственного мужчины. Это тем более странно, что Пьер, со своей стороны, не отказывается от приключений.
– Ты мне это уже говорила, не стану же я все-таки принуждать себя, – заметила Франсуаза.
– Да ладно! Только не говори мне, что тебе никогда не случалось желать какого-нибудь типа, – сказала Элизабет. – Ты поступаешь, как все люди, которые оправдывают свои предрассудки: они уверяют, будто подчиняются им из-за личных наклонностей, но это ерунда.
– Чистая сексуальность меня не интересует, – возразила Франсуаза. – Впрочем, может ли это что-то значить – чистая сексуальность?
– А почему нет? Это очень приятно, – с легкой усмешкой проговорила Элизабет.
Франсуаза встала.
– Думаю, что можно спускаться, смена декораций должна быть уже закончена.
– Знаешь, малыш Гимьо действительно очарователен, – заметила Элизабет, выходя из комнаты. – Он заслуживает лучшего, чем массовка. Для вас это могло бы стать интересным пополнением, надо поговорить об этом с Пьером.
– Поговори, – сказала Франсуаза. Заторопившись, она улыбнулась Элизабет.
– Пока.
Занавес был еще опущен; на сцене кто-то стучал молотком, тяжелые шаги сотрясали подмостки. Франсуаза подошла к Ксавьер, разговаривавшей с Инес. Густо покраснев, Инес встала.
– Не беспокойтесь, – сказала Франсуаза.
– Я ухожу, – сказала Инес; она протянула руку Ксавьер. – Когда я тебя снова увижу?
Ксавьер неопределенно махнула рукой.
– Я не знаю, я позвоню тебе.
– Не могли бы мы завтра поужинать вместе между двумя репетициями?
С несчастным видом Инес продолжала стоять перед Ксавьер; Франсуаза нередко спрашивала себя, как в большой голове этой нормандки могла зародиться мысль заниматься театром; вот уже четыре года она работала, как бык, и не добилась ни малейшего успеха. Пьер из жалости дал ей сказать одну фразу.
– Завтра… – промолвила Ксавьер, – Лучше я позвоню тебе.
– Знаете, все будет очень хорошо, – ободряющим тоном сказала Франсуаза. – Когда вы не волнуетесь, у вас хорошая дикция.
Слабо
