голову ей на плечо тогда, ранним серым утром. Она не сумела удержать это лицо в памяти, оно стерлось, было утрачено и, возможно, навсегда. И внезапно с сожалением, с обидой она почувствовала, как могла бы любить его.
– По рукам. – Пьер положил на стол раскрытую ладонь. У него были приятные худощавые, тонкие руки. Ксавьер свою не протянула.
– Мне не нравится этот жест, – несколько холодно сказала она. – Это выглядит как-то по-приятельски.
Пьер убрал свою руку. Когда он бывал раздосадован, его верхняя губа выступала вперед, что придавало ему вид напыщенного педанта.
– Вы придете на генеральную репетицию? – спросил Пьер.
– Обязательно, мне не терпится увидеть вас в роли призрака, – поспешно пообещала Ксавьер.
Зал опустел. В баре остались лишь несколько полупьяных скандинавок; раскрасневшиеся мужчины, женщины с растрепавшимися волосами целовались взасос.
– Я думаю, пора уходить, – сказала Франсуаза.
Пьер в тревоге повернулся к ней.
– Верно, ты встаешь рано утром, надо было раньше уйти. Ты не устала?
– Не больше, чем нужно, – ответила Франсуаза.
– Возьмем такси.
– Опять такси? – сказала Франсуаза.
– Тем хуже, тебе надо поспать.
Они вышли, и Пьер остановил такси; он сел на откидное сиденье напротив Франсуазы и Ксавьер.
– Похоже, вы тоже хотите спать, – любезно сказал он.
– Да, мне хочется спать, – сказала Ксавьер. – Я приготовлю себе чай.
– Чай? – удивилась Франсуаза. – Лучше бы вам лечь спать, уже три часа.
– Я терпеть не могу ложиться, когда засыпаю на ходу, – сказала Ксавьер, словно извиняясь.
– Вы предпочитаете дождаться, пока совсем проснетесь? – весело спросил Пьер.
– Мне бывает отвратительно, когда я ощущаю естественные потребности, – с достоинством отвечала Ксавьер.
Выйдя из такси, они поднялись по лестнице.
– Доброго вечера. – Ксавьер толкнула свою дверь, не подав руки. Пьер и Франсуаза поднялись еще на этаж. В кабинете Пьера сейчас все было вверх дном, и он каждый день ночевал у Франсуазы.
– Я думала, что вы опять поссоритесь, когда она отказалась коснуться твоей руки, – призналась Франсуаза.
Пьер сел на край кровати.
– Я решил, что она опять проявляет притворную сдержанность, и это меня раздосадовало, – ответил он. – Но, если подумать, это скорее исходило из доброго чувства; ей не хотелось, чтобы считали игрой пакт, который она восприняла всерьез.
– Это и в самом деле на нее похоже, – сказала Франсуаза; она ощущала во рту какой-то странный, беспокойный привкус, который никак не хотел исчезать.
– Какая чертовская гордыня, – сказал Пьер, – вначале она была вполне благосклонна ко мне, но как только я позволил себе намек на критику, она меня возненавидела.
– Ты
