импрессионистах. Знаешь, с кем Гоген крутил любовь на Таити?
– Знаю, с таитянками.
И Саша демонстративно брал в руки газету, но брат ее выхватывал и выкладывал ему на колени распечатку, где большими буквами шло название статьи: «Евреи в Венеции».
– Я не стану читать! – взрывался Александр.
– Правды знать не хочешь!
– Какой правды?! Сейчас из этой писанины выяснится, что мавр венецианский Отелло – тоже еврей?
– А если да, то что?
– То-то и оно, что ничего! – срывался Гутман на крик. – Ты мне еще расскажи, что Шекспир был евреем!
Брат был намного уравновешенней. Он похлопывал Александра по руке, разливал по широким стаканам виски и умиротворенно подводил итог:
– Все-таки совок сделал из тебя антисемита.
– ???
– Да-да, – продолжал Володя, – ты не гордишься своей национальностью.
– Знаешь ли, братец, еще Шопенгауэр сказал, что только ничтожному человечишке, ничего не достигшему, кроме национальности гордиться нечем.
– Фашист твой Шопенгауэр.
– А еще кто-то, кажется Луначарский, сказал, что национальность определяется местом рождения и родным языком.
– У тебя в голове полный сумбур, – делал заключение брат. – И кем же ты себя считаешь?
– Ленинградцем.
– Это ты уже с Довлатова слизал.
– Не слизал, а солидаризировался.
На следующее утро брат-еврей потащил чуть ли не силком брата-ленинградца стричься. Когда «обновленный» Александр взглянул на себя в зеркало, захотелось плакать: за жалкие пять шекелей из него сделали мужское подобие Надежды Константиновны Крупской.
Каждый день, каждую минуту Гутман мысленно спрашивал себя: «Доколе?», но ответа не находил. Ответа и не могло быть – брат со всей семьей старались, аж из кожи вон лезли, и он не мог их обидеть. На 17-й день пребывания в Земле обетованной Лиля усадила его в зубоврачебное кресло и, слегка прижавшись к его плечу пышным бюстом, накинула белую простынку. Потом надела тонкие латексные перчатки и ловко стала копаться у него во рту. Пахло спиртом и чем-то вроде хлорофома. Лиля сдвигала бровки, щурила глазки и поджимала накрашенный ротик. Через полчаса осмотр закончился.
– У тебя все в порядке, даже не верится.
– Это почему же?
– Если б ты не был моим родственником, я бы решила, что ты из группы риска, и зубы у тебя должны быть желтыми и съеденными.
Александр поперхнулся.
– Какая группа риска, ты с ума сошла?
– Брось, Сашуля! Стрижка, с которой ты заявился, твой наряд, твой образ жизни…
Гутман вскочил с кресла с мыслью либо двинуться в аэропорт сразу из кабинета, либо предварительно удушить жену брательника. Но не сделал ни того, ни другого, а выйдя во дворик закурил. Рядом с ногой резко зашуршало и появился крот – к таким чудесам у себя на Литейном он тоже не привык и просто резко отдернул ногу.
За
