не догадывался о наших «коммерческих» отношениях, разве что, может быть, медсестра. Но однажды, когда негде было провести очередную встречу «на тройках» (к медсестре приехала мать), я почему – то предложил встретиться у меня дома. Я знал, что поступаю неправильно, и что моя жена может о чем – нибудь догадаться, когда увидит нас вместе. Но все те же темные силы, ослепительные и отчаянные, подталкивали меня к этой опасной границе. А может быть, я, не отдавая себе отчета, уже тайно хотел спастись, может быть, я хотел, чтобы все это как – то нечаянно кончилось?… Я знал, что не смогу не выдать себя, что мое лицо, мои глаза, что скользнут в сторону, избегая взгляда моей любимой, меня выдадут. Но в то же время такова была и моя тайная дьявольская уловка – ведь не мог же я так явно пригласить в свой дом свою любовницу (а в своих фантазмах я непременно представлял тебя уже своей любовницей) и так нагло и лицемерно знакомить тебя с той, кто всегда верила мне, держа на руках моего маленького ребенка.
Да, получалось так, что я и есть тот самый – последний негодяй.
Я никогда не забуду, как вы смотрели друг на друга при встрече. Какая злая усмешка тронула уголки твоих губ. И я догадался, что за картина разворачивалась перед тобой в это мгновение – как я, голый, растянутый на цепях, вишу над подставкой, а ты засовываешь мне в рот какую – то горячую, обжигающую булку… Ты не стеснялась, когда говорила, что тебе нужна моя боль, что, прежде всего, ты хотела бы запечатлеть мои унижения и страдания, что тебя интересует только это и ни что другое. Я помню эти твои теории, что картина, если это картина настоящая, должна напитываться чьими – то страданиями.
Потом, когда вы ушли, моя жена откровенно расплакалась. Я холодно спросил ее: «В чем дело?» И моя любимая мне ответила: «Я не ожидала, что она будет такая красивая».
Твоя холодная египетская усмешка и жаркие слезы моей любимой. Две фигуры и два лица, одно – красивое, холодное и безразличное, и другое – живое, некрасивое и содрогающееся от слез.
Но на следующий день я снова пришел в твою мастерскую. Я успокаивал себя, что поступаю правильно, и что я снова пришел сюда только ради денег. Хотя, разумеется, я знал, что это совсем не так. Я мучительно хотел тебя – хотя бы один раз. И чтобы на этом все и закончилось. Но в то же самое время мне почему – то уже стало казаться (или так и было на самом деле?), что я уже и не хотел. И я же сам себе сопротивлялся. Что бы вышло из всего этого? Крах, падение, разбитая жизнь? Да и стал бы я с тобой тем, кем хотел?
– Пришел, – усмехнулась ты.
– А почему я должен был не прийти?
– Вчера на твоем лице было столько страдания.
Я не ответил. Как обычно, разделся за ширмой. Ты молча застегнула на моих запястьях наручники, и – так же – на лодыжках. Я уже стоял на подставке, ты включила электромотор.
– Сегодня наверняка захочешь сказать «стоп».
Ты фальшиво заулыбалась, всунула в рот мне какую – то вишню, цепи натягивались и натягивались. У
