палиц. Единственный уцелевший факел, валялся за спиной Бышевура и стерхские воины вновь слились с пограничной тьмой, заставляя стрелков нервно перебирать пальцами, в ожидании цели.
Очередная стрела жадно впилась в бедро Абаллоха, вторую он каким то чудом отразил палицей, но изворотливый южанин, не имевший сил подняться, успел таки уползти в сторону. И полз он далеко не вверх, как должно было ползти вздумавшему спасти собственную шкуру, а с упрямым рвением карабкался в противоположном направление, где среди зыбкого снега ещё пылал последний, неиспорченный факел.
– Уходим! Быстро! – лопетегг почувствовал крепкую руку, ухватившую его за шиворот, отчего, его скудная, бедняцкая рубаха предательски затрещала.
– Быстрей пацан, кажись, они отступили, – хрипло прошипел Бышевур, не рассчитывавший встретить восхода солнца.
Их буквально втащили на утоптанную, вершину, где ветер исполнял пронзительные трели, скорбя о крови, пролитой на бесчувственный снег. Двадцатиминутное сражение, унесшее дюжину жертв, не давало им право рассиживаться, в ожидании новой волны стерхов. Волны, которую им не сдюжить, раскуй они даже всех оставшихся рабов, всё таки стрелки оказались не слишком мощным оружием против облачённых в грубые, дубленые шкуры детей Шакала.
– Ты из Конвира? – Бышевур хлопнул по плечу тяжело дышащего парня.
– Да. Западный Конвир, – усмехнулся лопетегг, у которого воспоминания о родине навеяли лёгкую грусть. – Гусман из рода Гаргантюа, – южанин изобразил корявый полупоклон и его ребра отозвались мгновенной болью. По жестокой насмешке, посланный самим провидением ветер, отогнал непослушные тучи, обнажив звёздную россыпь безмятежного неба. Никто не преследовал их, прижимаясь к обледеневшей почве, но в тридцати колёсах от них о чём-то не спеша переговаривался небольшой отряд дикарей.
Возможно, они вовсе не были столь безнадёжно глупыми, какими рисовала их людская молва, а может убеждённые каннибалы, коими испокон веков принято считать всех потомков Шакала, сперва собирались разобраться с мёртвыми.
– Чёрта с два, я позволю им сожрать мои кости, -злобно прошипел Бышевур, приглаживая растрёпанную бороду. – Мы возвращаемся в Хартум.
Глава третья
Салхэмский дракон
Харла из Рода Охотников казнили на закате. Вечерний Хартум тонул в неровных сполохах праздничных костров, зажженных в честь Весеннего Равноденствия. По всему городу коптились чаны и котелки полные хмельного мёда, и Уриилу приходилось с трудом проталкиваться сквозь шумную толпу горожан.
На следующий день возобновлялись работы в полях и для многих пришедших поглазеть на казнь, этот вечер был последним светлым пятном в череде тяжких однообразных будней. У самого эшафота ему попалась знакомая фигура, выделявшаяся
