style="font-size:15px;"> – Угу. Рад, что этот не потерял – или вот эти два.
Цыганка улыбнулась.
– Ты мне нравишься. – Она крутанула стакан, втянула запах напитка и сделала большой глоток. Поморщилась. – Ах, и правда приличное пойло!
– Я не любитель спрашивать дважды. Какого черта вам?…
– Я верю тебе, мальчик мой.
Макгрей поднял взгляд, в котором отразился свет очага – голубые глаза вспыхнули янтарем.
– Не играйте со мной, – пригрозил он, положив ладонь на стол и медленно сжав ее в кулак. – Я повидал достаточно шарлатанов вроде вас. Плутуете и врете ради пущих грошей.
– Не равняй меня с ними, мальчик. Я очень сочувствую твоему горю.
– Да вам-то какое дело?
Она криво улыбнулась.
– Я знаю, каково это. Я потеряла родителей, когда была совсем мала. Тебе еще повезло.
– Повезло! Да уж.
– Ты крепок, у тебя есть дом и винокурни… – она втянула аромат напитка. – У меня ничего такого не было. Я была нищенкой со странным акцентом, одна-одинешенька. За буханку плесневелого хлеба или ночь под крышей платила сам понимаешь чем. Иногда…
Она умолкла, словно проглотив слова, которые собиралась произнести. Она сделала большой глоток и прокашлялась.
– Но я пробилась. Я больше не потерянная, беспомощная девчонка и никогда больше ею не буду. Поверь, я здесь не для того, чтобы попрошайничать или нажиться на твоем горе. Я готова помочь, пусть даже никто не помог мне, когда я оказалась на улице.
Макгрей скривился – то ли сочувственно, то ли раздраженно. Цыганка улыбнулась, заметив проблеск сопереживания. Вот он, ее шанс – трещина в скорлупе этого юноши.
– Ты ведь кое-что увидел, – прошептала она, и ее голос вводил в транс, как шипение змеи. – То, чему не можешь найти объяснения… Тебя даже посещала мысль, что ты и сам сошел с ума.
Макгрей молчал. Он смотрел на нее не мигая, его грудь медленно вздымалась.
– Ты видел дьявола, не так ли? Видел его рога и опаленную плоть. Видел, как он убегал. Было такое?
Макгрей едва дышал.
– Откуда вы знаете?
Цыганка положила ладони на стол – ногти на них походили на когти орла.
– Я вижу такие вещи, мой мальчик. Я вижу, что с твоей младшей сестрой случилось нечто чудовищное. Нечто невыносимо ужасное.
В этот момент дверь распахнуло сквозняком, от чего угольки в очаге замерцали.
– За такими вещами тянется след, мой мальчик, – продолжила она. – От них несет смрадом. Смрадом демонов.
У Макгрея открылся рот. Весь Эдинбург только и судачил, что о показаниях Клоустона. О том, что Фиалка[1] упомянула дьявола, писали во всех газетах. Ему хотелось крикнуть об этом, схватить эту женщину и вытолкать ее отсюда прочь, однако в глазах ее было нечто такое, от чего он никак не мог отвернуться. Она смотрела на него почти по-матерински проницательно. Цыганка подалась к нему и прошептала:
– Ты
Домашнее прозвище Эми Макгрей объясняется в первой книге цикла: у нее большие темные, почти черные глаза, обрамленные густыми ресницами, и их форма напоминает родным соцветия фиалок.
