с бледно-голубыми глазами – Хезер или Хейди, – мы не понимаем, как это могло случиться.
И она дотронулась до его руки своей мягкой ладошкой. Ее рука была такого же размера, как у Эмили.
– Я тоже этого не понимаю, – ответил Майкл, впервые осознав, как это верно.
Внешне Эм казалась энергичной и яркой – красивая девушка с живым характером. Майклу нравилось то, что он видел, и он не пытался копать глубже. Слишком страшно было бы обнаружить угрозу наркотиков, секса и других соблазнов взрослой жизни, которые, как он надеялся, ее не затронули.
Майкл продолжал держать руку Хезер. Ногти на пальцах были как маленькие овалы, похожие на бледные морские ракушки, которые можно спрятать в карман. Майкл поднес руку девушки к своему лицу и прижал к щеке.
Девушка отскочила назад и отдернула руку, сжав пальцы. Щеки ее зарделись. Повернувшись, она тотчас же смешалась с группой своих друзей.
Майкл откашлялся, собираясь что-то сказать. Но что? Ты напомнила мне о ней. Хотел бы я, чтобы ты была моей дочерью. Нужные слова не находились. Поднявшись, он прошел в прихожую мимо доброжелателей и заплаканных родственников.
– Прошу прощения, – произнес он командным голосом, подождав, пока все глаза не обратились на него. – От имени Мелани и от себя лично я хочу поблагодарить вас, что пришли сегодня. Мы благодарны за ваши добрые слова и поддержку. Оставайтесь столько, сколько захотите.
И затем, к вящему удивлению пятидесяти человек, хорошо его знавших, Майкл Голд вышел из собственного дома.
В закрытом психиатрическом отделении было два времени для посещения: в половине десятого утра и в три часа дня. Матери Криса удавалось не только приходить по два раза в день, но и уговорить медсестер разрешить ей оставаться подольше, так что, возвращаясь в палату после беседы с психиатром или после душа в общей ванной комнате, Крис часто находил ожидающую мать.
Но, очнувшись в день похорон Эмили от медикаментозного ступора, он не увидел матери. Он не знал, потому ли это, что она еще не пришла, или врачи запретили ее посещение после утреннего происшествия, или же она просто боялась показаться после того, как жестко с ним обошлась. Он заворочался в постели и потер лицо. Во рту у него все царапало, как от наждачной бумаги, в голове словно с жужжанием кружила муха.
Медсестра осторожно приоткрыла дверь:
– О-о, хорошо. Проснулся. К тебе посетитель.
Если пришла мать, чтобы рассказать о похоронах, он не хотел ее видеть. Он хотел знать все: какой был гроб, какие молитвы читали за упокой Эм, какую могилу вырыли для нее. Его мать наверняка не запомнила эти подробности, и лучше было совсем не слушать ее рассказ, чем пытаться заполнить в нем пробелы.
Но когда медсестра отошла в сторону, в палату вошел отец Эмили.
– Крис, – смущенно остановившись в футе от кровати, произнес он.
Крис почувствовал, как у него свело живот.
– Наверное, мне не следовало приходить, – сказал Майкл, сбросив пальто и
