иконами, на церковные праздники ходили к попам в костерёвскую церковь.
Сергей этих походов не одобрял, но машину выделял всегда – до Костерёва неблизко, пешком часа два идти. Игорь Николаевич, отец семейства, кротко отводил все ехидные вопросы насчёт национальности бога и половой принадлежности ангелов, улыбался в бороду, ни с кем не ссорился.
Троих дочерей они в школу не возили, учили сами. Чему учат, для чего и как детям быть без дипломов – Богомоловых-родителей мы не спрашивали. Да они и не знали. И никто не знал. Мы и о себе ничего не знали.
Борис на всех собраниях стоял сбоку, в квадрат скамеек не заходил.
– Дубы, что в реку позавчера от дождей свалились, – проблема номер раз. Мы надеялись, что растащит течением, но нет – сцепились ветвями, воду перегородили. Надо срочно вытаскивать, берег размывает со страшной силой, – сказал Сергей. – Вода к цистерне с соляркой подбирается. Думал кран пригнать, но берег совсем размыло, не подъехать.
Молодец, Сергей! Истеричные крики Спиридонцева накалили людей, все напряглись в ожидании очередной свары. А запруженная река – это насущная проблема. Серьёзная, но без конфликта интересов и разделения на фракции.
А фракции сложились намертво.
Братья Закирзяновы почти всегда, хотя и без радости, поддерживали Спиридонцева, своего земляка из Набережных Челнов. Я несколько раз пытался заговорить с ними об этом, ведь их землячество никак и ни в чём не проявлялось – в гости они друг к другу не ходили, даже не рыбачили вместе.
Братья вообще держались замкнуто, даже между собой мало разговаривали. Но ни от чего не отказывались, как жернова, перемалывали любую работу.
Младший, Равиль, щуплый и нервный, как такса, накинулся однажды на огромного казака, пославшего его по матери. Казак высился над Равилем как бы не на полметра, Равиль подпрыгивал и бил, подпрыгивал и бил.
Растащили их, слава богу, иначе убил бы его казак, как только отошёл от несказанного удивления. Сломал бы его в кулаке, как кузнечика.
И хорошо, что Ильяса не было, а то пошло бы месилово. Жилистый Ильяс не ходил, а скользил – подошвы чертили над землёй точный узор невидимого лекала.
Как в танце. Или как из стойки в стойку. Застарелых мозолей на кулаках у него не было – айкидо, вернее всего.
Что у них общего со Спиридонцевым?
Из расспросов ничего у меня не вышло – по-татарски запросто, без церемоний прекращали разговор. Серёга тоже пытался это у них выяснить и также бесполезно.
– Может, что-то он про них знает? – рассуждал вслух Сергей. – Может, они педики? Или должны ему?
– Ты всё к одной мерке подгоняешь, – смеялся я.
– А что мудрить? Любовь и деньги правят миром.
– «Любовь и голод».
– Одно и то же. Есть деньги – нет голода, нет денег – голодай.
Ментовская Серёгина логика всегда перешибала мои доводы.
С Арменом-то было понятно – Спирька всегда поддерживал
