перешёл от самого Иоанна Богослова, чьё Откровение исполняется ныне. Чуешь, Егор-юноша?
«Какой я тебе «Егор-юноша»? – подумал я. – Ты-то сам меня старше лет на семь. Может, на десять». Но промолчал. С таким лучше помалкивать. Глаза огнём горят, бороду слюной забрызгал.
– Чую, – кивнул.
– Не чуешь ты ничего, – усмехнулся Димитрий и перешёл на человеческий язык. – Киваешь, потому что думаешь: чепуху молотит Димитрий. Послушаю, мол, пускай отвяжется, и спать пойду. Так?!
Опять я кивнул, куда деваться. Глазами так и прожигает, аж лоб зачесался. А Димитрий усмехнулся и продолжил как ни в чём не бывало:
– Этот посох искали после смерти Иоанна Богослова, да так и не нашли. Да и самих апостольских мощей не сыскали, могилу открыли, а там – пусто. Посох сей перешёл к Иоанну Богослову от царя Соломона, а к Соломону – от пророка Моисея. Моисей этим посохом заставил расступиться воды Красного моря, когда иудеи бежали от фараона прочь. И каждый раз после смерти хозяина посох таинственным образом исчезал и появлялся, когда нужда в нём возникала. И после смерти царя Иоанна Грозного искали-искали повсюду сей посох, да не нашли. Потому и была Смута два десятка лет – не признавали люди никакого царя. А потом забыли про Железный посох, у людишек память короткая, как у рыб.
Воздух загудел от колокольного звона.
– Средний колокол перебором бьёт, – встал Димитрий. – Немедленный сбор, случилось что-то. После договорим.
«Блаженствует, гнида», – подумал я, наблюдая, как Ксения ловко, снизу вверх, крутит ему повязку.
Когда мы вытаскивали последний дуб, «двойной удав» съехал, и мне больно ушибло колено.
Даже не колено, а выше. Гораздо выше.
Пальцы Ксении мелькали вокруг синюшной Спирькиной стопы, за всё время в мою сторону она не посмотрела ни разу.
«А ведь Николаич видел, как меня ударило, – глупо расстроился я. – Мог бы и сказать дочери, что, мол, перевязка нужна. Тоже мне, божий человек».
– Теперь надо лежать. Потом мама посмотрит, у неё мазь есть из окопника-травы с салом.
«Из Укупника», – хотел сказать я, но промолчал. Откуда бы Ксении знать ветхозаветного придурка Укупника? Да если и знает? Убогая игра слов. Что-то меня ещё тревожило и угнетало в этом Укупнике, но мысль ускользала.
– Лежать, а стопу выше, чтобы отёк спадал. – Казённая медсестра пропала, голос Ксении стал снова звонким и приветливым – конечно, разве может она долго изображать костяную ногу?
– Так что, Валера, как там во Владимире? – напомнил Серёга.
Спирька откашлялся. Выражение превосходства ушло с его лица; не удержал он его, потерял величественный образ обладателя тайных знаний.
«А ведь он готовился, – подумал я, – пока шёл, готовился. Как его обломал Серёга! Без всякой подготовки».
– «Как»… Да никак. Везде мёртвые. Утром вышел, чуть умом не двинулся. По
