продолжалось, они рассматривали одно дело за другим. Каждый полицейский вкратце рассказывал о порученном ему расследовании. Сообщал новые данные от судмедэкспертов, результаты допросов. Мотивы. Подозреваемых.
Как обычно, сотовые телефоны были выключены и отложены в сторону – пользование ими во время совещания запрещалось.
По ходу дела следователи постепенно переставали смотреть на Гамаша. Переставали смотреть на суперинтенданта Лакост. Все их внимание было теперь обращено на старшего инспектора Бовуара, который, в свою очередь, внимательно слушал их.
В тех случаях, когда были произведены аресты и дела передавались в суд, Бовуар хотел знать, что думает об этом деле королевский прокурор. На самом деле он уже и так знал. Ни одно дело не передавалось в суд, пока старший инспектор Бовуар не ознакомится во всех подробностях с сильными и слабыми сторонами обвинения.
Его вопросы были направлены на благо всей команды.
Бовуар сидел, опершись локтями о столешницу, сцепив пальцы и подавшись вперед. Внимательный, сосредоточенный. Он надеялся, что излучает ауру спокойствия и стабильного контроля. На самом деле он излучал энергию. Жизненную силу. Высшую степень внимания.
Глаза Бовуара, устремленные на следователей, смотрели с интересом и одобрением. В очках он казался старше своих лет. Ему было под сорок – меньше, чем многим из ветеранов полиции в зале.
На двадцать лет меньше, чем человеку справа от него.
У стройного и ухоженного Бовуара были темные волосы, начинавшие седеть. А его худощавая прежде фигура слегка располнела.
Подходя к конференц-залу, он слышал некоторые реплики. И знал, от кого они исходят. Это его не удивляло. Именно эти агенты, скорее всего, и должны были задавать вопросы.
Когда старшим суперинтендантом был Гамаш, Лакост и Бовуар просили его удалить агентов, сеющих смуту.
«Вспомните, что случилось до того», – сказал Бовуар.
В Квебекской полиции было «до того» и «после». Черта, проведенная в коллективной и институциональной памяти.
«До того» было временем страха. Недоверия. Врагов, притворяющихся союзниками. Временем бесконечной и необузданной жестокости. Временем, когда начальство санкционировало избиения и даже убийства.
Гамаш возглавил сопротивление, невзирая на огромный личный риск, и в конечном счете согласился стать старшим суперинтендантом.
Все, кто остался в полиции и прошел через тот ад, были обречены всю жизнь помнить, что происходило «до того».
«Мы должны избавиться от этих агентов, – сказала тогда Лакост. – Их перевели в наш отдел, когда ситуация пошла вразнос, для того чтобы они сеяли смуту».
Гамаш кивнул. Он знал, что это правда.
Но также он знал, что самыми преданными становятся те, кому предоставлен шанс.
«Оставьте их, – сказал тогда Гамаш. – И готовьте как следует».
Они так и сделали. И сейчас эти агенты под началом
