но не сломленные, мы могли позволить себе окунуться в признанную великолепной ночную жизнь средиземноморского города.
Мы с Мией были под впечатлением. Парой часов ранее мы зашли в исторический музей города, обнажавший погребенные под толщей времени римские развалины, и наткнулись на нашу преподавательницу. Один в один Тереза: те же губы, нос, овал лица, глаза и брови, и даже прическа такая же – крутые кучеряшки, собранные в пучок на затылке. Только не говорит ничего и из белого мрамора. Жила в Барселоне почти две тысячи лет назад.
– Реинкарнация, – бубнила Миа, с подозрением разглядывая прохожих, явно подозревая в каждом переселившуюся душу.
– Гены, я думаю, – честно говоря, я тоже думала, что тут не без мистики, но старалась не отступать от своего биологического детерминизма.
– Ну как такое может быть? Вот подумай: этот бюст был высечен из камня в сто тридцать четвертом году нашей эры, так ведь? Сколько через эту землю прошло народов? Вестготы, мавры… черт знает кто еще! Армии моряков тысячелетия высаживались в этом порту, и они тут не страдали от воздержания – мы знаем, откуда по Европе пошел сифилис, верно? И ты считаешь, вся эта генетическая масса никак не смешалась, не переплавилась, не осела здесь, чтобы спустя две тысячи лет по той же самой земле ступала точно такая же римлянка? Кстати, если судить по Терезе, у прототипа этой статуи тоже могли быть голубые глаза.
Я задумчиво пожевала шпажку от оливки. Не каждый день перед тобой совершенно случайно разверзается вечность.
– Может быть, мы тоже просто чьи-то реинкарнации? – спросила я.
– Мы бы видели во сне наши прошлые жизни, это был, разумеется, весомый научный аргумент и диспут разгорался.
– А может и нет! Может, мы иногда так плохо приживаемся на том месте, на котором родились, потому что в нас не упокоился древних дух, и мы срываемся и едем в другие страны не просто как туристы, а чтобы сделать эти восходы своими. Просыпаться при этом солнце, как тысячу лет назад.
– Ты, судя по всему, заплутала по дороге и должна была родиться где-то в Скандинавии, – предположила Миа.
– Скорее в Биармии, учитывая мои неоднородные татаро-монгольские корни. Вот такая загогулина – рвешься в Испанию, а сердце должно успокоиться где-нибудь на южном Урале.
– Это как раз объяснимо: монголов исторически тянуло на Европу. Когда настанет время и придешь к костру предков, то сможешь с гордостью заявить, что ты дочь племени, которая смогла: пошла к морю и завоевала град под холмом. И тебе дано было! – по напряженному лицу Мии было понятно, что для выражения многослойных философских мыслей на неродном английском одной порции «Спритца» было маловато и ей хотелось укрепить свои семантико-лингвистические силы.
– Мои предки скажут: «где золото?», – недовольный моим скромным существованием пра-пра-пра-пращур явственно явился мне в вечереющем барселонском небе.
– А где золото?
– Хм…
