по лежанкам храпели.
– Истина – это истина, а враки на то и враки, чтоб неправдой всегда оставаться, – подхватила Зося кошку на руки, – Тут уж как хочешь крути. Хотя… Иногда, знаешь, что мне кажется? Что люди и сами более не ведают, где она, правда-то. Вот и случаются оттого беды разные.
Кошка мрявкнула и отпрыгнула от хозяйки на скамью. Ее тельце, разжиревшее на хозяйских хлебах да мышах, выгнулось дугой. Затем кошара передумала изображать гнев и подкралась к Зосе поближе. Лохматая, рыжая, наглая. Чуть наморщив лобик, Зося поглядывала на пройдоху.
Та снова мяукнула, и Зося замолчала.
Нет никакого смысла далее работать. Глаза уже и так щиплет, буквы совсем поплыли. Теперь и не различить почти ничего. Взяла подсвечник и двинулась на кухню, расположенную в дальней части дома. Ветер бился в оконные створки, рвался в дверь, что вела на двор, словно ворюгой подлым был, в дом просочиться желающим. А дождь, дождь-то какой хлещет, точно кто на небеси сидит и из ведер гигантских град Петров поливает.
Поварня у них в доме небольшая была. По правую руку печь, горшки да сковороды по крюкам висят. Рядом дверь, что на дворик внутренний ведет, напротив двери полка с посудой. Стол, за которым как раз ученики Академии и столуются. Подле – лавки дубовые. А большего ничего в кухне и не было. Впрочем, и не надо большего-то. Зося в угол прошла, сметанку проверила, хорошо ли устоялась.
– Нет, тебе ничего не дам, ты и так сегодня от пуза полакомилась, – заявила рыжей кошке.
И с тоской подумала о постели в каморке под самой крышей. Ох, как хочется верить, что не залило ее каморку дождем. И лужи на половицах не красуются. Иначе отец возомнит, что должен лезть на крышу и самолично чинить ее. А таланта плотницкого за батюшкой явно не наблюдалось. Сколь умно и совестливо занимался он со студиозусами, столь неудачлив был во всем, к чему руки прикладывать надобно.
Заботы, кругом одни только заботы.
Зося взяла с полки горшочек с горохом и при догорающей свече принялась его лущить.
Что-то потерлось о ее ноги. Что-то! Да конечно же, кошка. Но не рыжая, а другая, ласковая да пугливая. И Зося поддалась «искушению», склонилась вниз:
– Тоже молочка хочешь, да?
Серая кошка с шелковистой шкуркой была ее любимицей. И мышеловица отличная, и скромница. И сейчас мыша отловила, эвон, рыжуха, лежавшая на пороге кухни, лапками грызуна невезучего придерживает. Одна ловит, другая жрет.
– Нет, ты мне скажи, зачем с этой наглицкой мордой-то делишься, а? – Зося втянула кошку на руки и заглянула в ее совсем янтарные глаза, – Глупо ведешь себя, подруга! Рыжая у нас и так жирна, что твой грешник в аду. А мышь ты поймала. Ты ее у этой обжоры отнять должна, вон у тебя какие когтищи, и бояться тут нечего.
Кошка заурчала, и Зося спустила ее с колен на пол. Так, сметана у нее готова, гороха она изрядно налущила. Пора и на боковую отправляться.
– Пошли, пошли прочь! – шуганула
