растерялась, прошептала:
– Знаю, папа.
– Ты взяла его из моей записной книжки?
– Да, папа.
– И ее прошлый визит был по твоему звонку?
– Да, папа.
Брянский смотрел на дочку с нарастающим возмущением и вдруг ударил ее по лицу сильно, наотмашь.
Она от такого удара не удержалась на ногах, упала на пол.
Отец взял ее за платьице, заставил подняться.
– Никогда… Слышишь, никогда не смей заглядывать в мои бумаги!.. А тем более приглашать в дом особ, которых ты не знаешь!.. Поняла?
– Поняла, папа… – По щекам девочки текли слезы.
За колонной стоял Никанор и наблюдал за происходящим.
Сонька и Михелина спешно носились из комнаты в комнату, доставали из ящичков комода украшения, деньги, какие-то бумаги, совали все это в сумки.
Артур и Улюкай тоже не стояли сложа руки – вынимали из шкафов одежду, шляпки, обувь, бросали в чемоданы, в плетеные корзины, тащили к входной двери.
Неожиданно резко зазвонил телефон.
Все замерли, воровка и дочь переглянулись.
– Сними, – сказала Сонька.
– Может, ты? – спросила Михелина.
– Наверняка это тебя. Сними.
Девушка подошла к звонящему аппарату, поколебавшись, взяла трубку.
– Здравствуйте, – сказала. – Да, я… – Бросила взгляд на мать. – А что случилось?.. За что?.. Не огорчайтесь, я непременно приеду. Во сколько лучше? Постараюсь… Да, обязательно.
Повесила трубку на рычаг, повернулась к Соньке.
– Анастасия… Плачет. Ее избил отец. Просит, чтобы мы скорее помогли ей.
– В чем помогли?
– Ты забыла?.. Она хочет, чтобы камень побыстрее исчез из их дома.
В оперетте давали «Парижскую жизнь» Оффенбаха. Зал был переполнен, публика восторженно следила за происходящим на сцене, купалась в дивной музыке, бисировала любимым артистам. И когда пошел занавес, присутствующие стоя приветствовали участников спектакля такой овацией, что возникло опасение относительно надежности крепления люстры над головой.
Особенно аплодировали Таббе. На каждый ее выход на поклоны сцену заваливали цветами, зал ревел от восторга, женщины от зависти заламывали руки, мужчины же смотрели на диву глазами влюбленными и жаждущими.
Когда Табба последний раз выбежала на авансцену и приняла очередную порцию оваций и цветов, за кулисами она неожиданно увидела Марка Рокотова, улыбающегося, не похожего ни на кого, с огромным букетом.
Передав цветы своей прислуге Катюше, она холодно спросила поэта:
– Чем обязана?
– Пришел порадоваться вашему очередному успеху.
– Благодарю, но я тороплюсь.
– Я буду ждать в экипаже.
– Вы не расслышали?
– Расслышал. И тем не менее буду ждать.
Рокотов
