не понимал, отчего не полюбил ее.
– У вас, Марк Анатольевич, деньги есть? – буднично спросила она.
– Ну как?.. Есть.
– Долго собираетесь путешествовать?
– Думаю, месяц или полтора, – ответил я. – Это мое первое в жизни путешествие.
– Вам повезло не погибнуть. Утонули бы на «Титане Рона»… Вы меня спасли, можно сказать.
Я промолчал. В молчании я жалел себя от того, что не могу искренне ее хотеть.
– Вы в Москве живете?
– Да, – ответил я.
– На Конюшенном?
– Нет. А что?
– Алиса Валентиновна сказала: вы поэт. А поэтов нынче селят на Конюшенном. Я вчера посмотрела на вас в «Вымысле». У вас интересные стихи, знаете?
– Спасибо.
– А дача поэтическая у вас есть?
– Нет, нет.
– Не успели дать или не положено?
– Не успели. Но какое мне… а-а-а, пусть. Не знаете, что стряслось с Алисой Валентиновной? Она встала? Или еще спит? Сумерки…
– Алиса Валентиновна? – с удивлением спросила она. – А вы не знаете, что она в одиннадцать часов уехала?
– К-как – уехала?
– Она торопилась, боялась опоздать на поезд. Ее ждут во Франции.
Я решительно ее не понимал. Сначала я порывисто встал. Потом сел, застыдившись первого впечатления. Новость о тебе меня ошеломила. Правильность тобою сделанного была столь неправильна с моей точки зрения, что, казалось, я на минуту отупел.
– Марк Анатольевич… – позвала меня Валерия. – Вы на меня не обижайтесь, хорошо?
– Но что?
– Ваши… отношения… поймите, пожалуйста, Алису Валентиновну. Ее ждут.
– Я должен… с ней поговорить.
– Но с ней нельзя… нельзя поговорить! – в страхе крикнула мне она.
А я уже бежал к твоей комнате. Ее оставили незапертой. Я вбежал в обыденность; в ней ничто о тебе не напоминало. Я желал найти от тебя счастливый знак: записку ли, фантик от конфеты, носовой платок, хотя бы волос. Но комната была отвратительно стерильна. Лучше бы я нашел стены в твоей крови, а тебя – с разрушенной выстрелом головой. Впервые я столь испугался обычности, естественности нашей жизни.
В экзистенциальном ужасе я ушел к своей кровати и просто упал на нее.
– Я считаю, она поступила правильно. – Валерия пришла, чтобы меня «утешить». – Ничего из вашего объяснения бы не вышло.
– Она из Парижа собиралась ехать?
– Да, с женихом.
– Куда? На чем?
– Не знаю.
– Врать нехорошо, – перебил я.
– На Восточном экспрессе, если вам интересно, – ответила Валерия. – Вы больны. Вы… не можете… навязаться женщине, которая не любит.
– А что мешало мне об этом сказать? – разозлился я.
– Нежелание
