затянувшихся проводах усопшего, чужой в этой жизни, как будто я и не принцесса вовсе, а просто траурный флажок, корона на стяге, которую демонстрируют простолюдинам. Всхлипываю от того, как сильно боль врезается мне в сердце, кожу. И невыносимо хочется плакать. И уснуть.
– Ваше Высочество, – я вздрагиваю от голоса фрейлины. – Вам не холодно на балконе?
Оборачиваюсь. За спиной девушка. Пытаюсь вспомнить её имя… и не могу. Платье её прекрасно гармонирует с грузным бордовым бархатом интерьера покоев. Стрельчатые окна увиты массивной золотой лепниной, увенчаны символами власти моей династии. Люстры разбрасывают рассеянный свет своими хрустальными каплями, блестит паркет. А мне хочется шагнуть через перила и лететь, лететь над бездной, между небом и землёй, светом и тьмой…
– Король просил вас в Тронный Зал, – вкрадчиво приседает в реверансе девушка. – Позвольте помочь вам с туалетом.
Она стоит посреди комнаты, не решаясь подойти ко мне, как будто боится спугнуть, как пташку. Такая понятная, такая простая девушка, что находится на своём месте.
– Мне не холодно, – запоздало отвечаю я на вопрос. – Сегодня чудесный день.
Фрейлина дёргается, как от пощёчины. И я не вовремя вспоминаю, что день сегодня вовсе не чудесный. Мой дед Тибр Иверийский объявит о новом наследнике в честь десятилетия смерти Галиофа. Даже покои украсили соответственно случаю – принесли дюжину дурманящих букетов из белокрыльников Девейны и колючего алоэ. Величие, траур и горечь – вот что знаменуют эти цветы. Острые толстые листья и не менее острые пики цветков смерти торчат из напольных ваз, словно хотят побольнее уколоть всех обитателей замка. Корсет сильно давит на рёбра, меня попеременно кидает то в жар, то в холод. Точно так же, как кидает из прошлого в будущее – между настоящей реальностью. Кидает нас обеих – меня саму и мою проводницу – Иверийскую наследницу Везулию.
– Ваш супруг и сын ожидают вас у выхода, – оповещает девушка, осторожно приближаясь. – Сегодня Тибр должен объявить, кто следующим займёт трон.
Я согласно киваю, озираясь. Чужой муж, чужой ребёнок, чужая жизнь. Обхватываю тело руками и дрожу, удерживая саму себя в этой реальности. Кто я такая? Пошатываюсь, но меня подхватывает фрейлина – такие же прекрасная, как цветы в вазах и убранство королевского дворца. Она тащит меня на кровать, но я отказываюсь и тихонько сажусь у туалетного столика. Зеркало в резной золочёной раме отражает уставшую девушку, почти прозрачную, с бледной кожей и светлыми волосами. И меня ужасает это сходство меня самой и Везулии. Только мои глаза неяркие, светлые, а у неё вместо глаз – лиловые провалы без дна, в них – страх и усталость. Зачерпни ладошкой – и напьёшься слабости и отчаяния. И жалости. Позорной, убивающей жалости к самой себе.
На удивление широкие пальцы мои перебирают часики – мелкие, крупные, мужские и женские. Они тоже говорят со мной – но не рассказывают истории, а пульсируют магией,
