величайшим правителем или мудрым советником. Только позволь ему, слышишь? Не толкай его во тьму. Слышишь, Дормунд?
– Тибр Иверийский назначил меня королём, – обиженно отмахивается белокурый принц. – Ты сама слышала – только истинный Ивериец может взойти на престол Квертинда! Если ты вообще способна что-то слышать, кроме своих иллюзий.
Мне горько и больно от его слов. Но я не знаю, как ещё убедить Дормунда. Как завоевать расположение собственного сына? Я не способна на это. Я ничтожная принцесса. И стану ещё более ничтожной королевой-матерью. Мне хочется сказать ещё что-то, убедить, но голоса звенят невыносимо громко… Заполняют мою голову гулом. И я вою – балладу про конец сна, тот самый мотив, просто чтобы скрыть отчаяние за песней. Укачиваю саму себя.
– Я позову Милду Торн, – Дормунд сморщил нос и скривил губы в отвращении. – Она зайдёт к вам после аудиенции у короля.
– Слушайся его, Дормунд, – успеваю я прошептать вслед уходящей процессии прежде, чем за ними закрывается дверь. – И всё будет по-другому.
Я снова остаюсь одна в своих покоях, маленькая, ненужная, безумная принцесса Квертинда. Я способна останавливать время и создавать артефакты, меняющие его ход. Я – истинная Иверийская наследница. Но что толку от величайшей из магий, если я не способна повлиять даже на своего сына?
– Папа, – снова зову я, обращаясь к флажкам. – Ты был сильным. А я – слабая. У меня ничего не получается.
Жалость заполняет меня всю, до кончиков ресниц. Я поднимаюсь и на дрожащих ногах иду к балкону. В жизни нет радости. В жизни нет любви. Это иллюзия, обман для простолюдинов, чтобы отвлекать их от политических решений и несостоятельности власти. Именно так учила меня Милда Торн, мудрейшая из всех женщин.
Королям и королевам не позволено любить и быть любимыми. Но может… может в пекле Толмунда я встречу того, кто почти не замечал меня при жизни? Встречу своего отца. В пекло ведь попадают те, кто лишает жизни. Лишает жизни других людей или себя.
Я иду к тебе, папа… Я поднимаюсь на широкие перила своего балкона и смотрю вниз без страха и сожаления. Наверное, кто-то другой смог бы оценить красоту Лангсорда, – кто-то, кто не видел его с самого своего рождения. Но шум его каналов я не слышу уже так же, как биение своего сердца в ушах.
У подножья замка раскинулся королевский сад с каскадом водопадов, заполненный людьми от белоснежных стен до самой площади. Отсюда виден новенький Преторий – первое консульство Квертинда. Я видела его в разные времена и знаю, что он простоит ещё долго. Кто-то сильный непременно сможет сохранить его и защитить. Кто-то, но не Везулия Иверийская. Но самое главное…
– Кто-то должен снять эти проклятые флажки, – шепчу я и делаю шаг в прекрасную пустоту.
Я лечу над Квертиндом, и сердце колотится бешено, подскакивая к горлу. И дышу… всё ещё дышу.
Я резко вдохнула, пытаясь унять сердцебиение. Моё лицо намокло от слёз и холодного пота – как всегда бывает после
