послам шматки грязи и камней.
Великому князю посланников представил Нелидов. Разговор, на удивление, продолжался недолго – в течение десяти минут. Уполномоченные, склонив головы, с видом удрученного достоинства, вышли из кабинета главнокомандующего, сели в свои коляски и уехали.
Скалон осторожно постучал в дверь.
– Митька, это ты?
– Я, ваше высочество!
– Войди! – глухо прозвучал голос Николая Николаевича.
С задумчивым видом младший брат царя рассматривал карту полуострова Галлиполи. Через эту узкую, вытянутую далеко на юго-запад полоску земли, отделяющую Мраморное море и пролив Дарданеллы от Саросского залива и Эгейского моря, открывался стратегический выход к столице Османской империи.
Галлиполи, или, как его называют турки, Гелиболу, была последней турецкой точкой на европейской территории. С античных времен эта земля была известна как Херсонес Фракийский, через него проходили армии крестоносцев и купеческие караваны. Именно отсюда в XVI веке началась мусульманская экспансия в Европу. У входа в него сегодня стояла многотысячная русская армия, за две недели преодолевшая непроходимые зимние перевалы на Балканах, изготовившаяся, как зверь перед последним решающим прыжком на жертву…
– Что же, ваше величество, с чем они приехали? Что-то поняли из разговора с вами? – спросил его Скалон.
– Бог их знает! – чистосердечно ответил князь. Намык-паша на мой вопрос, зачем приехали и какое имеют поручение, ответил, что султан прислал их изъявить свою покорность императору и повергнуть себя на его милосердие. Никаких, подчеркиваю, никаких условий капитуляции они не предлагают, полагаясь на наше снисхождение к побежденным. Я им сообщил, что торговаться с ними не желаю, и передал им наши условия заключения перемирия. Надеюсь, что турки меня поняли и согласились с моими доводами. Главное для меня другое: я удивляюсь непоследовательности государя. Ведь он два раза писал мне, что совершенно одобряет мои распоряжения, а потом изменил их. Должно быть, его сбил с толку Горчаков, затеявший очередную политическую интригу. Слушай, не могу писать. У меня холодеют и мертвеют руки, и я делаюсь нервным. Придумай сам что-нибудь от меня? А?
Сказав это, главнокомандующий бросил на стол перо и стал у окна, потягивая и складывая руки на груди, смотря куда-то вдаль заиндевевшего стекла. Скалон давно заметил эту привычку: нервничая, великий князь импульсивно шевелил руками и потягивался.
Вдруг Николай Николаевич резко повернулся:
– Я сегодня написал государю в шифрованной телеграмме, что не могу больше медлить, что он и себя, и меня может поставить в затруднительное положение в виду нашего быстрого продвижения вперед. И, наконец, черт подери, я не знаю, где мне остановиться?! В Галлиполи, по его мнению, я не должен идти, а идти на Константинополь, не заняв Галлиполи, невозможно! В войсках начинают роптать, что мы тянем время…
Заминка в наступательном движении
