/p>
докт. филол. наук, проф. кафедры рус. лит-ры МГПУ Н.М. Щедрина
Предисловие
Книга «Русская фаустиана XX века» посвящена судьбе одного из «вечных образов» мировой литературы в России прошлого столетия. Это исследование логически и концептуально связано с нашими предыдущими работами – монографией «Проблемы фаустианства в Германии»1 и учебным пособием «Фаустианская тема в немецкой литературе»2, где были сформулированы закономерности бытования фаустовского сюжета на немецкой почве в XVI–XX вв.
Обратившись к вопросам инонационального художественного осмысления истории героя реформатской Германии, мы совершенно логично оказались в русле компаративистики. В настоящей книге речь идет о некоторых аспектах сравнительно-сопоставительного литературоведения, связанных, в частности, с тем, как немецкий историко-поэтический материал осваивался отечественной изящной словесностью ушедшего века и приобретал – при всей своей изначальной «немецкости» – сугубо русскую окраску. Иными словами, нас заинтересовали контактно-генетическая и типологическая сущности литературного явления, соотношение национального и наднационального контекстов при развитии одного традиционного сюжета, а также формы поэтической рецепции.
Учебное пособие состоит из введения, четырех разделов и послесловия. Во введении кратко обозначена история фаустианы с точки зрения ее протосюжетики, здесь же дается разъяснение необходимых терминов и представлен общий абрис развития фаустовской темы в отечественной литературе XX в. Далее заявленная проблематика раскрывается поэтапно и подробно на примере нескольких произведений. Их выбор был продиктован, во-первых, оригинальностью художественного решения архетипа Фауста, во-вторых, показательностью и характерностью для определенного исторического времени авторского осмысления прото-сюжета. Кроме того, приоритеты отдавались произведениям фаустовской архетипики, выросшим в русле традиционной темы, – тем, которые образовали свои особые связи с другими видами искусства, с политикой, философией, религией. Одни, например, стали поэтической основой для музыкальных сочинений, другие оказались тесно связанными с актуальными идеологическими баталиями современности или приобрели особое звучание за счет насыщения вечного сюжета христианской проблематикой.
В результате такого подхода и сложилась структура основной части пособия. В первом разделе анализируется специфика фаустовских контаминации в романе В. Брюсова «Огненный ангел» и в одноименной опере С. Прокофьева. Во втором и третьем разделах выясняются особенности идеологических адаптации традиционного сюжета: «веховская» проблематика драмы А. Луначарского «Фауст и Город» и антропософская – трилогии Андрея Белого «Москва». Историко-культурный и философский контекст этих разделов составляют соответственно исследования идей авторов сборника «Вехи», с которыми полемизировал А. Луначарский, и взглядов антропософа Р. Штайнера, бывшего духовным учителем и наставником Андрея Белого. В четвертом разделе речь идет о гетевской рецепции М. Булгакова в романе «Мастер и Маргарита», где фаустовские онтологические вопросы трактуются как имманентно присущие христианскому мировоззрению и вписываются в систему координат христианской этики. Все разделы объединены общей научной проблематикой и помогают определить особый характер русско-немецких культурных и литературных связей.
Ссылки на источники помещены в конце книги в примечаниях (нумерация по разделам).
Введение
Первая литературная обработка фаустовского сюжета (о смертельном пари между человеком и сатаной) была сделана Иоганном Шписом из Франкфурта-на-Майне в 1587 г. На протяжении двух последующих веков его «История о докторе Иоганне Фаусте, знаменитом чародее и чернокнижнике» выполняла в мировой фаустиане роль протосюжета, т. е. писатели, обращавшиеся к соответствующей теме, использовали ее основные содержательные компоненты (жизнь, договор с дьяволом, деяния, волхвования, низвержение в ад).
Ситуация изменяется после того, как Гете закончил работу над своей трагедией и был опубликован полный текст его «Фауста», в котором создана принципиально новая концепция героя в духе просветительского утопизма и веры в величайшие возможности Человека. С 1832 г. именно гетевский «Фауст» стал возбуждать творческую активность всех пишущих на аналогичную тему и превратился в настоящее поле битвы, где происходило и происходит столкновение самых разных интерпретаций этого грандиозного творения великого немца. В Германии, например, каждая эпоха предлагала свое видение «Фауста» Гете: накануне франко-прусской войны – национально-либеральное, после ее окончания – грюндерское, в годы Первой мировой войны – национально-шовинистическое, в Веймарской республике – абстрактно-духовное, в Третьем рейхе – национал-социалистическое, в ГДР – социалистическое, в ФРГ – морально-этическое и т. д.1 Есть гетевский «Фауст», прочитанный по-антропософски и по-эзотерически (Р. Штайнер2), в традициях аналитической психологии (К. Наранхо3), в постмодернистском духе
