ей и выходящим за пределы сюжета об историческом и легендарном докторе Фаусте. Фаустианская сюжетика имеет библейские корни и в ряде случаев существенно видоизменяется под влиянием фольклора, прежде всего народной сказки о глупых чертях и использующих их хитрых мужиках. Так, фаустианскими, по нашему мнению, являются «Эликсиры сатаны» Гофмана, «Братья Карамазовы» Достоевского, «Так говорил Заратустра» Ницше, «Конец мелкого человека» Леонова, «Жизнь Клима Самгина» М. Горького, «Москва» Андрея Белого, «Мастер и Маргарита» Булгакова, «Гелиополис» Юнгера и т. д., где Фауст как таковой отсутствует, но архетипическая связь с сюжетом о сделке человека с демоном налицо.
Особенностью всех фаустовских и фаустианских произведений, заключающих константу вечного сюжета о договоре между человеком и сатаной, является то, что они – более или менее явственно – «окликают» трагедию Гете. Ее отзвуки слышны то как классические вариации на классическую тему, то как вызывающая пародия на первоисточник. Последнее характерно для сочинений об Антифаусте, антифаустовских и антифаустианских героях и персонажах.
Что касается понятий «герой» и «персонаж», то мы используем их при анализе мировой фаустианы как родственные друг другу термины, но не синонимы. Разница между ними обусловлена уже этимологически: если «герой» происходит от греч. herds, что значит «полубог», «обожествленный человек», то «персонаж» – от лат. persona, переводимого как «особа», «лицо», «маска».
Словом «герой» мы обозначаем вершителей главного действия, тех, кто несет основную проблематику произведения, не будучи непосредственно названным Иоганном Фаустом. Наиболее показательными «героями» в таком смысле являются, например, Иван Карамазов Ф. Достоевского, Адриан Леверкюн Т. Манна, Мастер М. Булгакова.
Персонажную же сферу фаустианы, по нашему мнению, составляют герои второго плана, которые также образуют определенную систему взаимоотношений с традиционным сюжетом, но изображаются пунктирно, фрагментарно, поскольку они решают в известной степени прикладную задачу. В романе «Доктор Фаустус» фаустианские персонажи окружают Адриана Леверкюна: они тоже жаждут приобщиться к таинству познания и поэтому несут на себе печать дьявольского искуса. Это Ионатан Леверкюн, Вендель Кречмар, Кумпф и Шлепфус, которые во многом способствуют кристаллизации фаустианского начала души главного героя, выступая в роли его первых совратителей задолго до появления черта. В романе Достоевского о происшествии в Скотопригоньевске подобным «персонажем» оказывается Федор Павлович Карамазов: носитель антифаустианского гена, он награждает им всех своих сыновей.
Русская фаустиана XX в., как впрочем, и XIX в., располагается в русле общей тенденции развития мировой фаустианы. Иными словами, она тоже опирается на «Фауста» Гете как на прото-сюжет; в каждую эпоху актуализирует те содержательные, идейные и поэтические аспекты трагедии, которые оказываются наиболее созвучными времени и (или) личным этико-эстетическим
