плевками, сморканием всей пятернёй. Иногда обстановка осложнялась неожиданным спором и дракой. В таких случаях трапеза прерывалась, следовал разбор, виновники наказывались. С живостью не по возрасту сам дядя Стёпа, глава семейства, покидал стол, бросался вслед за провинившимися. По сверкавшим пяткам проказника пускалось всё, что подвёртывалось под руку: ложка, полено – вслед нёсся свист, улюлюканье десятка глоток, после чего обстановка разряжалась, и все, кроме виновника, возвращались на места. С неподдельным добродушием обсуждалось событие, восстанавливалась истина, и обед продолжался. Пользуясь гостеприимством распахнутых дверей, со двора в кухню устремлялись собаки, куры и поросята, в свою очередь затевавшие драку.
Сибирский кот Васька, любимец всей семьи, сидя на плите, умывался. Он, видимо, был уже в курсе обеденного меню. Раскормленные и ненасытные боровы, не будучи в силах преодолеть высокого порога, обиженно хрюкали в сенях. Между прочим, с последними хозяевам не повезло. Свиньи у Поворинских дохли, и тётка Даша переделывала туши на мыло. Семь сыновьёв, молодец к молодцу: Александр, Михаил, Леонид, Дмитрий, Иван, Аркадий, Василий (самый младший) да две дочери-подростка, а родители ещё достаточно молоды. Дворни человек пять-шесть: кучер с кухаркой, пекарь с подмастерьем да горничная – девка, которую все в доме звали нянькой. На руках у неё всегда был очередной младенец. Мать этого семейства, тётка Даша с половником в руках, розовая и потная, зорко смотрела по тарелкам, щедро разливая добавки.
– Ну, ну, псы, ждите! Чтобы у меня после обеда куски по двору не таскать! – поощрительно покрикивала она, с нежностью оглядывая семейку.
И не поймёшь, бывало, сердится тётка Даша или так себе, кричит по привычке. Заявишься к ним вот в такую минуту – все разом, побросав ложки, в восторге заорут:
– А, задохлик! Гольтяпа!
И сам дядюшка Степан Васильевич, вытирая ладонью толстые жирные губы и усы, добродушно встречает племянника грубой шуткой:
– Городская вошь, куда ползёшь?
Братцы в семеро глоток озорно вторят:
– Ясно! В деревню за хлебом!
Тут же участливо раздвинутся, освобождая за столом место родственнику. Дядя Стёпа шутливо закричит на тётку:
– Да что ты ему в тарелку-то льёшь? Как у Колкунцевых, чашку подавай! Чашку, видишь, едва дышит племянник!
Мгновенно перед тобой, действительно голодным после утомительной дороги, сдвигаются все блага растительной жизни. Горе тут слабому желудку!
– Ты ешь, ешь! После говорить будешь! – напутствует тётка Даша, пододвигая под руку большие куски солонины и беспощадно вливая в твою тарелку новый ковш расплавленного жира.
Обеды у Поворинских не были изысканными, как в семье Колкунцевых, но всегда сытны до отвала. Горячее варилось вёдрами. Мясо, чаще солонина, вываливалось прямо на стол. И ели без вилок, руками. Молоко лилось рекой, пышные ковриги печёного хлеба
