плюгавой мачтой едва доставали до его мостика. Там народу служило в десять раз больше, чем на нашем «парахете». Это ж – гигант! Кто будет спорить? Но как выяснилось очень скоро, всю эту громаду держала в руках небольшая диаспора грузинских матросов. Держала настолько крепко, что ее побаивались даже их дежурные офицеры. И когда на наших глазах эти спесивые грузины обидели своего молодого сослуживца, сорвав с него бескозырку и запулив ее к нам на борт, их дежурный офицер предусмотрительно ретировался в недра этого тихоокеанского монстра и до самого конца конфликта не показывался. Молодой краснофлотец прибежал к нам за своим головным убором и заявил, что обратно на свой корабль не пойдет – боится. У нас дежурным тогда стоял стармех, старший лейтенант Титов, приятель Сани Нехорошева – разочаровавшийся в службе интеллигент. Да и то сказать – питерский, из академии, женатый на дочке адмирала, которая каждую навигацию улетала в свой Ленингард к папочке на полгода. Что он и как – на нашем корабле? Но он терпел. Только перед Саней Нехорошевым открывался в дружеской беседе. Так вот, этот интеллигент, когда нависла угроза конфликта и на нас поперли дружной толпой все эти тихоокеанские абреки, – «А ну давай нашего обратно! Мы еще с ним не договорили!» – Титов позвонил Вене, и тот сказал действовать по обстановке. И Титов стал действовать. Он открыл ружкомнату, вооружил нас всех «Калашами», приказал взять по магазину и построиться. Мы – вышли и стали шеренгой. Перед нами собрался «цвет» грузинской молодежи тихоокеанского флота: кто в трениках и кедах, кто в тапочках и трусах, в цветастых гавайских рубахах и заморских футболках – и все с бакенбардами! «С бакенбардами брюнет…»
Так началось противостояние Комитета госбезопасности в нашем лице и Министерства обороны и Тихоокеанского флота в лице разгулявшихся хулиганов. В нашем вооруженном ряду стоял кок, матрос Караваев – естественно, без оружия, в рабочей робе, но как всегда готовый душить всех подряд. Может быть, именно его решительная готовность смутила смутьянов, и они отступили перед его мало кому понятной радостной улыбкой, – ведь наши автоматы на них не производили особого впечатления, и они продолжали кричать. Но постепенно улыбка Караваева стала давить на психику врага, и на него обратились взоры каждого из них:
– Это кто такой? Тебе чего надо? Эй! Ты кто? Дебил?
Но Володя Караваев не реагировал, – он уже радостно ловил ноздрями предстоящую забаву – побоище! И «тихоокеанские» грузины не сразу, но все-таки почувствовали в его улыбке недоброе предзнаменование, и пыл их заметно поубавился:
– Ладно… Ладно… Все нормально, друг… Мы только за своим матросом… Отдайте и мы уйдем… Да уберите вы его! Что вы смотрите? Это же псих!
Но Караваев психом не был, и мы не собирались его убирать. И тогда вся эта разношерстая голытьба ворчливо по-грузински отступила. Володя Караваев дернулся последовать к ним на борт, но стармех, старший лейтенант Титов остановил порыв нашего кока: