наш боцман, пристрастился ловить на крючок крупных морских птиц – альбатросов, бакланов и других. Он проделывал это в море, когда матросы вываливали за борт корабельное дерьмо и отходы с камбуза. В этот компот и закидывал мичман Самойлов свою леску с батоном хлеба на крючке. И замирал в ожидании. Вечно голодные птицы жадно набрасывались на корабельное угощение и рыб, и самая невезучая обязательно разевала клюв на боцманский батон. Боцман с кровью выдирал крючок из бедной птицы, крепко брал ее за огромные крылья и шел пугать матросов, отдыхающих после вахты или в адмиральский час с 13-ти до 15-ти, когда отдыхали все, кроме вахтенных. Все без исключения, конечно, пугались. Но эта тварь вдобавок ко всему норовила ударить разбуженного матроса своим страшным клювом. Боцман, конечно, не допускал, чтобы птица причинила кому-то серьезный вред. Он просто шутил: шутки у него были такие! Вволю натешившись, он обычно отпускал полуживую тварь на волю. Но однажды мичман Самойлов со своей добычей – это был средних размеров молодой альбатрос, – вот с этой зверюгой и попался боцман на глаза капитану второго ранга Баркову.
– Что, Самойлов, птичку поймал? – спросил Веня и неосторожно протянул руку к голове альбатроса.
Вы когда-нибудь видели этот клюв? Если нет, посмотрите в Интернете! Впечатляет.
В этот раз «птичка» слегка боднула клювом в сторону капитана второго ранга Вени Баркова – и в кровь изувечила толстый и кривой волосатый указательный палец командира корабля. Капитан второго ранга Барков взревел:
– Позвать сюда матроса Хадеева! Пусть задушит эту птицу на хуй!
Валера Хадеев, командир локационного отделения, был из кочевников – оленеводов и охотников – единственное лицо монголоидной расы на нашем корабле. Однажды он сумел ловко заарканить раскачивающийся груз на заглохшей лебедке, соорудив лассо из линя и набросив его умелой рукой на этот маятник. Правда, за это его никто не похвалил, потому что он был салага, нерусский и заикался. По мнению Вени Баркова, Хадеев был представителем дикого народа, – поэтому он и должен был расправиться с диким животным. Но Валера не был диким, – он был застенчивым – до такой степени, что над ним подтрунивали, даже когда он стал старослужащим; он стеснялся того, что не очень хорошо знал русский язык, но еще больше он страдал от своего заикания. Понять до конца, что говорил Валера, мог только наш радист, старшина первой статьи Александр Нехорошев. Еще Валера Хадеев стеснялся своего круглого лица с раскосыми глазами. Он был в собственном понимании инопланетянином на корабле…
– Позвать сюда Хадеева! Пусть задушит!
Но Валеру Хадеева не нашли. Командир отпустил боцмана. Мичман Самойлов с дурацкой ухмылкой и альбатросом в руках пошел дальше.
А дальше был камбуз. В это время матрос Караваев, не доверяя никому, собственноручно тер кафель. Мичман поднес пойманного альбатроса к спине Караваева, – и птица в мгновение ока разнесла в клочья толстую робу и штаны матроса – отомстила за все! Кок ловко поймал альбатроса за шею и, внимательно глядя в птичьи глаза, сказал:
– Может, не надо так, товарищ мичман?
Боцман ухмыльнулся и потянул птицу к себе, но кок не
