Скажи ему кто-нибудь раньше, ещё и месяц назад, что он будет радоваться Ратибору Кучковичу, сыну Межамира, московского властителя, словно кому-то из родичей – да он, Богуш, этому человеку в лицо бы рассмеялся, самое меньшее. А то и побил бы.
С молодым Кучковичем они при встречах, как сказал кто-то из варягов, бортами расходились. Так и не поняв, с чего Ратибор его там, на Москве возненавидел, варяжко махнул на это рукой – чего ему в том лесовике.
За прошедшие полгода Ратибор вместе с отцом показывался в Корьдне всего пару раз. На Богуша он зверем больше не глядел, но и близко не подходил, и даже не здоровался. Ну и Богуш платил ему тем же.
И вот теперь…
Ничего не было удивительного в том, что вместе с корьдненским князем против черниговской руси выступили и московляне. Ничего не было удивительного в том, что в московском полку был и сам московский дедич вместе со своим сыном. Ничего не было удивительного, что московский мальчишка возглавлял передовой дозор.
– Кому Ратьша, а кому – Ратибор Межамирич, – бросил из кустов всё тот же голос. Заросли орешника раздвинулись, и на поляне возник (именно возник, незаметно просочась сквозь кусты – сразу видно прирождённого воина!) поджарый высокий парень в крытом тёмно-зелёным сукном стегаче и таком же шеломе.
И впрямь – Ратибор.
На широком поясе московлянина, унизанном серебряными бляшками, висел настоящий боевой меч. Зимой у него меча не было. Стало быть, в вои выбился, посвящение прошёл.
Следом за мальчишкой из кустов вышло ещё двое, постарше, в простых доспехах. У одного в руках завязанный лук с уже наложенной на тетиву стрелой (и убирать её он не торопится!), у другого – рогатина наперевес.
Тоже московляне, небось, – глупо подумал Богуш.
– Слезай, говорю, ну! – потребовал он. Говорил без шуток, взаболь.
– Мне к князю надо, – Богуш всё ещё не понимал.
– Ни к какому князю тебе не надо, варяжье отродье, – процедил Ратибор. Рука его словно невзначай легла на рукоять меча. И усмехнулся, глядя в округлившиеся от изумления глаза Богуша (а варяжко не знал, что и подумать – спятил ли московлянин или к руси переметнулся?!).
Но сказать Кучкович ничего не успел.
Конь Богуша вдруг заливисто заржал, из-за ближних кустов ему ответили сразу несколько. А потом из-за поворота дороги выехали всадники.
Много.
Больше двух сотен, как на первый взгляд определил варяжко.
И впереди ехал тот, кто ему был нужен.
Князь Ходимир.
Мчались.
Останавливались на короткий передых, поили коней, пили сами, наскоро жевали сухомять, снова седлали коней и снова мчались.
Летела навстречь пыльная дорога, утоптанная трава ковром стелилась под конские копыта, билось за плечами князя на ветру запылённое корзно. Глухо стучали подковы, ссекая траву, выбивая камни из дороги, треща случайно
