сумерек, он одним движением, обрывая и ломая крючки, распахнул камзол, чувствуя себя так, будто вырвался из самой гущи ожесточённой битвы.
Он не сразу заметил сидящую на корточках у двери кабинета фигуру. Фигура поднялась, похожая в полутьме на паука-сенокосца из-за длинных рук и сутуловатой спины.
– Аче! – воскликнул Амиран, чувствуя к подмастерью смешанные чувства. Вроде бы и обижаться нет причин: он всё же человек подневольный, но Амиран привык считать его своим приятелем. – Ах ты, предатель!
Аче явно смешался, пробормотал:
– Я не мог промолчать, ваше высочество. Не имел права. Мой учитель…
Амиран примиряюще похлопал его по плечу.
– Я сам виноват. Наслушался старинных баллад о влюблённых, побеждающих все преграды на своем пути. И не учел, что хоть и царевич, а живу не в сказке.
Аче помялся немного и сказал:
– Я хочу вам кое-что показать, ваше высочество.
– По приказу своего учителя? – фыркнул Амиран.
– Нет, мой господин. По приказу своей совести.
– Что ж, веди. Посмотрим, куда тебя заведёт твоя совесть. Куда тебя привело ученическое послушание, мы уже знаем…
В той части дворца, куда повел его Аче, Амиран никогда не был. Здесь не было ничего интересного: кладовые, полные ковров, погрызенных мышами, и сломанной мебели, годящейся только на растопку, но имевшей невероятную историческую ценность. Амиран не был уверен, что потомки будут так уж счастливы копаться в этом хламе, но так и быть, пусть лежит…
Аче завел его в крохотную клетушку, пахнущую сыростью и мышами, и отворил небольшую заслонку в самом темном углу.
Амиран подошел к ней, прильнул лицом и сдавленно выругался. Кабинет брата был как на ладони.
– Бездна меня побери! Здесь ведь должна толпиться очередь из шпионов!
– Дырку проделал я, – скромно заметил Аче.
– Зачем?
– Мой учитель, он… не совсем тот, за кого себя выдаёт.
– Что ты там лепечешь, дурак? – неожиданно разозлился Амиран. – Если есть что сказать, говори прямо! Загадки – не твой конёк!
– Смотрите, смотрите, – шикнул подмастерье на цесаревича. – Сейчас вы сами всё поймете!
Исари стоял у окна, вцепившись руками в подоконник так крепко, что побелели костяшки, и даже не обернулся на вошедшего в кабинет придворного художника. Тот уселся в кресло, не дожидаясь приглашения, достал из кармана табак и бумагу, принялся сворачивать самокрутку. Такие мало кто курил при дворе.
Иветре вел себя нарочито развязно, будто в портовом кабаке, а не в царском кабинете. Наконец Исари обернулся, спросил:
– Чего ты добиваешься?
– Зачем ты вообще решил жениться? – спросил Иветре, нагло выпуская дым. – Мы так не договаривались. Уж постарайся не наплодить наследников. От тебя требуется одно: отпустить её, разорвать цепи.
– Нет никаких цепей. Она свободна.
– Не лги. Не лги ни себе, ни ей. Твоя плата за неё – мир без войны?
