на себя основные силы австрийцев, мы позволили нашим соседям успешно атаковать с флангов.
– Судя по перемещению штаба армии, дела на фронте по-прежнему идут неплохо? – спросил Белинский.
– Это верно, бои уже на правом берегу Сана, но более ста тысяч австрийцев сидят в Перемышльской крепости, а это всего сто верст от Львова. Правда, мы основательно обложили ее и серьезной угрозы она сейчас не представляет, но в психологическом плане, конечно, влияет на обстановку. Местное население, прежде всего поляки и евреи, считают крепость неприступной и надеются, что немцы скоро придут ей на помощь. Но впереди зима, и можно надеяться, холод и голод сделают свое дело. Австрийским воякам несвойственно терпение. Хотя в крепости почти одни славяне – чехи, русины и поляки, если не считать офицерский состав.
– А как наши местные русские, которых почему-то называют русинами? – полюбопытствовал капитан.
– Это сложный вопрос, – уклончиво ответил адъютант. – В городе их практически нет. В своем большинстве русины – это крестьяне, доведенные до крайней нужды теми же поляками и евреями. В начале века безработица заставила многих из них эмигрировать в Америку. Этот жалкий народ не имеет ни своей культуры, ни литературы, ни истории, ни собственной интеллигенции. Если бы мы вовремя не пришли сюда – их бы полностью поглотили поляки. Мне кажется, большая их часть приветствует свое освобождение, хотя отдельные лица выступили против нас в так называемых сечевых стрелецких дружинах. Немало их пострадало при австрийской мобилизации, когда хватали сочувствующих нам. Причем в этом есть и наша вина. Перед войной у нас хватило ума составить для комсостава памятку о политических партиях Галиции, где указывалось, на кого мы можем рассчитывать в предстоящей войне. В итоге более сотни человек уже в первые дни войны были расстреляны австрийцами. Да, глупостей мы наделали здесь немало. Вон там, – адъютант указал в сторону Базарной площади, – стряслась еще одна… Хотя это скорее не глупость, а следствие нашего обычного поведения.
– И что же здесь произошло? – спросил капитан.
– И грустно, и смешно… В конце сентября какой-то еврей – молодой пацан – якобы попытался стащить у ополченца штабс-капитана Карпова кошелек. Тот погнался за ним, и в это время кто-то выстрелил из окна. Солдаты ответили, и из домов в них тоже начали стрелять. Однако потом свидетели говорили, что солдаты приняли щелканье своих же пуль о стены за выстрелы из домов, а пыль от выбитой пулями штукатурки – за дымок от винтовочных выстрелов из окон. Другие уверяли, что стреляла голытьба, хулиганы. Третьи утверждали, что стреляли нижние чины из маршевых команд с целью спровоцировать погром и грабеж евреев. Так или иначе, но при попытке убежать из домов девять гражданских лиц, все с виду евреи, были убиты на месте и с полсотни ранены. Все дома по трамвайной линии от казарм до Базарной площади были оцеплены солдатами, произведены обыски и аресты среди мужского населения.
Оружия не нашли,
