проповедовать новую драгоценную истину, он стал не великим апостолом, а изгнанником и был вынужден отправиться в Аравию и Тарс и заняться изготовлением палаток. Когда ты удостоиваешься пережить нечто великое, божественное, готовься к глубоким унижениям.
И Иисуса богосыновство привело в пустыню, обрекло на пост и одиночество, голод и покинутость. За приливом всегда наступает отлив. Отлив – это такой же признак истинной жизни, как и прилив. Никому не дано достичь высот, не рухнув прежде в самую глубокую пропасть. До того и после.
Приходится с горечью констатировать, что подобная истина сегодня недоступна многим. Если бы мы своим человеческим умом всегда улавливали даже мельчайшие, самые неприметные проявления Бога и принимали их как предлагаемые нам уроки, не упуская из виду неизбежный впоследствии внутренний кризис, то сегодня бы не утратили до такой степени веру. Каждому, убедившемуся в исходящем от Бога спасении, следовало бы думать так: вот мне явно дается задание – осознать Бога, пережить трудное время, пробиться сквозь череду неких событий или ощутить свою покинутость Богом и тем самым усомниться в том, что я имею сейчас. Теперь я обязан и даже хочу преодолеть любые пропасти, лишь бы мне только не утратить связь с Отцом.
Иисус прожил шесть недель, храня ту же верность Отцу, что и все прежние 30 лет. Он толком не понимал, зачем он очутился в пустыне, но однажды произошло прозрение: стала ясна самая сокровенная причина нашего бытия и нашего явного отчуждения от Бога. Перед Иоанном он взял на себя ответственность за бедственное положение людей. Иисус хотел быть реально существующим истинным человеком. А такой человек обязательно должен нести бремя греха, покуда тот вообще существует. И тогда сам грех во всем своем искусительном обличии подступил к нему, продемонстрировав ему скрытую привлекательность и великую мощь. Но в этом противостоянии Иисус стал победителем и господином. Ничего удивительного.
Тем великим, о ком он постоянно думал, был только Отец. Обо всем существующем Иисус размышлял с позиции сопричастности этого Отцу. А потому его мысли и чувства подчинялись одной цели, отчего ему было совсем нетрудно управлять собственными действиями в каждом конкретном случае. Он представлял себе земную историю Бога. Возможно, у него возникал вопрос: а происходило ли когда-нибудь с Царством Божьим нечто подобное тому, что происходит сегодня? Все, что было праведного и божественного в те времена, должно ли повториться и сегодня? А неверное можно исправить и сегодня. Он жил историей священного прошлого, поскольку только оно могло стать источником будущего.
Чувственное искушение
Пребывая в таком состоянии, он однажды заметил, что живет в пустыне уже несколько недель – голод властно требовал своего удовлетворения.
Ты же человек, а посему должен есть. Но что? У пустыни нет для тебя еды. Бежать к людям и выпрашивать у них хлеб? А куда? И далеко ли? А вдруг по дороге растеряешь последние силы? И неужели,
