щелку все же оставил, чтобы хоть что-то видеть. Затем вытащил из кармана блейзера фонарик и принялся внимательно осматривать «Ягуар». Но никаких следов столкновения так и не обнаружил. Медленно водя лучом по поверхности автомобиля, он тщательно изучал каждый сантиметр, но нигде не было ни царапины. Провел кончиками пальцев по дверце. По капоту. По серебристому молдингу. Но пальцы не ощутили ни малейшей шероховатости. Все поверхности были на ощупь совершенно гладкими и холодными.
В гараже было темно, прохладно и пахло бензином. Байрон то и дело оглядывался через плечо, проверяя, не подглядывает ли за ним кто-нибудь. У задней стены гаража стояла прикрытая старыми простынями мебель, которую Дайане прислали из дома ее матери, когда та умерла. Однажды Байрон вместе с Джеймсом приподнял край простыни и обнаружил под ней самый обыкновенный торшер с темно-красным, украшенным бахромой абажуром, стандартный набор столиков и огромное старое кресло. Джеймс тогда сказал, что в этом кресле, возможно, кто-то умер, может быть даже именно та женщина, которая была матерью Дайаны. (Байрон никак не мог назвать ее бабушкой, потому что никогда в жизни ее не видел.)
Наконец Байрон выскользнул из гаража и испытал огромное облегчение, оставив все это там, позади. Небо по-прежнему сияло чистотой и голубизной, похожее на огромное блюдо, но было очень жарко и душно, казалось, сам воздух пахнет жарой. Люпины уже успели здорово вымахать, и каждый торчал, как цветная кочерга, кусты роз и пионов были прямо-таки усыпаны цветами. Все у них в саду было на своем месте, всюду царил идеальный порядок – просто глазу не за что зацепиться. Розовые цветы на клумбах плавно сменялись белыми, потом голубыми, более мелкие растения красиво оттенялись более крупными. Уже и на яблонях висели маленькие зеленые яблочки, похожие на игрушечные мраморные шарики, хотя всего пару недель назад ветви были буквально усыпаны бело-розовыми цветами. Байрон болезненно остро ощущал царившие в воздухе чудесные ароматы, ему казалось, он мог бы ощутить их и на ощупь, вдыхая их, он словно входил в холл и слышал любимую музыку Дайаны, еще не успев обнаружить ее самое. Эти запахи, эти цветы, этот дом – все это было, безусловно, больше и важнее того, что она натворила утром. И потом, разумеется, думал он, хоть его мать и совершила преступление, но непреднамеренно, а значит, она не виновата. Это же была чистая случайность, самый обыкновенный несчастный случай, и произошел он из-за двух добавленных секунд. Байрон вдруг с ужасом подумал: а что скажет отец, если узнает об этом? Хорошо еще, что с «Ягуаром» ничего не случилось!
– Вот вам к чаю котлетки из молодого барашка! – И Дайана подала детям крошечные котлетки в коронах из гофрированной белой бумаги.
Но Байрон не смог съесть ни кусочка. Он лишь раздробил котлету на мелкие кусочки и смешал ее с картошкой и подливой. Когда мать спросила, почему он ничего не ест, он сказал, что у него болит голова. Она, разумеется, тут же кинулась за термометром и предложила:
– Может, хотя бы свой любимый «Санквик» выпьешь? – спросила она. –
