style="font-size:15px;"> – А ты… что-нибудь видела?
Люси поправила одну из своих улиток, стоявших у линии «старт», потому что та, похоже, стремилась сорваться с места и обогнать остальных. Потом сказала:
– Нет, Байрон, я вообще не смотрела. Я все время сидела вот так. – И, закрыв ручонками глаза, она показала, как сильно испугалась, когда они свернули на запрещенную улицу.
Ситуация была непростая; Байрон понимал, что ему придется применить все свое умение убеждать. Он смахнул с глаз челку точно так же, как это делал Джеймс, когда что-то обдумывал, и стал неторопливо объяснять Люси, что папа, естественно, ужасно огорчится, если узнает, что они поехали по Дигби-роуд. А значит, когда он приедет, лучше всего ничего ему об этом не говорить и вообще вести себя так, будто ничего не случилось и ни по какой Дигби-роуд они не ездили.
– Как будто бы я все забыла? – Губы Люси дрогнули, и Байрон испугался, что она сейчас расплачется. – Как будто бы я забыла, что нас там не было? – Она часто путалась в словах, особенно если была чем-то расстроена или устала.
В душе Байрона поднялась целая буря чувств. Он наклонился и обнял малышку. От нее пахло сахаром и гвоздикой, и в эту минуту он понял, как же сильно они теперь отличаются друг от друга: Люси так и осталась ребенком, тогда как он успел перейти на новую ступень, познав нечто значительное, из мира взрослых. От осознания столь важной вещи у него даже в животе забулькало, как в рождественское утро, только елки и подарков не было. Байрон бросил взгляд в сторону кухни – там, за окном, мать вытирала тарелки, освещенная алым сиянием заката. Он чувствовал, что достиг некой важной черты, некого определяющего момента в жизни, хотя вовсе к этому не стремился, но все же понимал, что все это – ступени, необходимые, чтобы повзрослеть, как и сдача экзамена на стипендию. И ему в любом случае придется эти важные ступени преодолеть.
– Все будет хорошо, обещаю. – И Байрон кивнул, как это делал отец, когда кивком словно подтверждал некий установленный им факт и чувствовал себя настолько правым, что даже его собственной голове приходилось с ним согласиться. – А ты просто выброси из головы все, что было сегодня утром. – Байрон наклонился и поцеловал сестренку в щеку. Это был, конечно, совсем не мужской поступок, но именно так поступила бы мать.
Люси отстранилась от него и наморщила носик. Опасаясь, что она все-таки расплачется, Байрон полез в карман за носовым платком, но она язвительным тоном сообщила:
– У тебя жутко воняет изо рта, Байрон! – И тут же улепетнула в дом. Косички так и подпрыгивали у нее на спине, когда она мчалась к двери, высоко поднимая колени. Она даже не заметила, что, убегая, наступила своими тщательно начищенными школьными туфельками прямо на своих драгоценных улиток и раздавила, по крайней мере, двух.
Вечером Байрон посмотрел по телевизору не только шестичасовые новости, но и всю программу «Нэшнуайд». Там долго рассказывали о беспорядках в Ирландии, но ни о каком несчастном случае и наезде на девочку даже не упомянули, ни слова не сказали и о двух добавленных секундах. Под
