переворот все изменил, и мы решили, что я один поеду в Стокгольм. В первый же день по приезде туда я завтракал у Гулькевича вместе с итальянским послом в Петербурге Карлотти, прямо приехавшим из России, где он был свидетелем переворота и осады Зимнего дворца большевиками. Его мнение было (да оно разделялось тогда и другими), что большевики долго, больше 2-3 недель, не продержатся. Нам, русским, это мнение казалось правильным, ибо мы считали, что приход большевиков к власти настолько ухудшит и без того печальное экономическое положение страны, что сразу начнется голод и, как последствие его, будут новые беспорядки, которые и сметут большевиков. Как мы все тогда ошибались!
На следующий день все члены нашей делегации были приглашены на завтрак к принцу Карлу, в его дворец на окраине Djurgarden’а. Хозяева были очень любезны, особенно принцесса Ингеборг, сестра датского короля, большая русофилка. Мне пришлось сидеть рядом с одной из ее дочерей, девицей лет 17, миленькой, но очень слабо знающей иностранные языки, почему мне пришлось припомнить все мои познания в шведском языке и кое-как объясняться с нею на нем. Если я не ошибаюсь, это была будущая бельгийская королева Астрид.
Довольно курьезный вид имел на этом завтраке Оберучев, видимо чувствовавший себя не по себе, и не знавший как истому социалисту держать себя у принца. С ним несколько раз очень любезно заговаривала принцесса Ингеборг, но он отвечал ей очень хмуро.
В этот день мы, члены делегации, подвергли совместному обсуждению вопрос о нашем возвращении в Петербург. Все мы трое решили пока туда не ехать, ибо это требовало от нас признания большевистской власти, а ни один из нас не считал это для себя возможным. Наша канцелярия, наоборот, решила ехать, ибо у них оставались в Петрограде семьи, бросить которые они не могли. Снабдили мы их всех нашими отчетами и инструкциями, дали им все наши материалы и очень сердечно с ними простились.
Обсудили мы совместно с принцем Карлом в Шведском Красном Кресте их записку относительно перевозки инвалидов и наших грузов для военнопленных. У шведов не было для этого достаточно подвижного состава, не хватало угля для паровозов и продовольствия для перевозимых инвалидов. Уголь должны были дать немцы, продовольствие – мы. Обсуждали мы эту записку вяло, ибо ни у кого из нас уже не было веры, что Россия сможет в ближайшем будущем эти условия выполнить. После обсуждения этой записки в нашей делегации я зашел вместе с Косвеном в Grand Hotel. Здесь меня стал фиксировать сидевший за соседним столом господин, спросивший меня затем, не Беннигсен ли я. Оказалось, что это мой бывший товарищ по Правоведению Рембелинский, ушедший еще из III класса из-за плохого ученья. У нас славились его ответы по географии (например, города Испании: Херес, Мадера и Портвейн) и по физике (на дне колодца летом свежéе, ибо дальше от солнца). После училища он служил в элегантной Госканцелярии, занимался атлетикой и покровительствовал животным. Как-то на Синем мосту он заступился за лошадь, которую бил ломовик, и затем последовательно избил
