и вкуса. Впрочем, когда герои кинофильма вдыхают ароматы, наслаждаются вкусом пищи и т. п., мы почти ощущаем эту «данность». Мы мастерски дорисовываем картинку, добавляя в нее недостающие элементы: бутафорское вино кажется нам божественно вкусным, запах от характерно пахнущих софитов кажется нам благоуханием роз, если актеры говорят нам, что зачарованы их ароматом, декорации, расположенные в незамысловатой студии, могут показаться нам реальными пейзажами леса или обстановкой королевского дворца. Существует ли в реальности то, что нам показывают? Ничуть не бывало! Там декорации в замызганном помещении, а не дворец с обстановкой Людовика XVI, подкрашенная жидкость, а не коллекционное вино, там пахнет тлеющей на софитах пылью, а не розами.
В точности такой же обман – вся совокупность наших социальных отношений, мы играем в игры. Перед нами не начальник, но человек, играющий роль начальника, и даже не мать, но женщина, ощущающая себя и ощущаемая нами как наша мать, это игра. Для нас не существует другого человека самого по себе, в его целостности и естестве, для нас он исполнитель какой-то для нас одних изготовленной роли. Содержание предполагает симметричный (также содержательный) ответ. Пейзажем не насытишься, в нарисованной реке не искупаешься, а содержательность отношения не предполагает нас самих, но наше содержательное, а потому всегда частное, всегда ситуативное воплощение, роль. Нас самих по себе нет в содержательных отношениях, есть только наши роли и наше участие в игре. И как мы не контактируем непосредственно с другим человеком, но только с ним в его роли, так и он не знает и не ощущает нас, но только нашу игру нашей роли, ему предназначенной. В нас тысячи образов других людей, но в нас не может быть другого человека, в других есть тысячи образов нас, но нас самих, каковы мы есть (должны были бы быть?), в них нет. «Объект можно только именовать. Знаки их представляют. Говорить можно лишь о них, высказывать же их нельзя. Предложение способно говорить не о том, что есть предмет, а лишь о том, как он есть»,[59] – говорит Л. Витгенштейн.
Третий вектор «открытой системы человека» – личность.
Возможно ли быть собой для другого? Что значит быть самим собой? Разве содержание, меня составляющее (мое мировоззрение, специфика моего мировосприятия), есть я сам? Кем же я в таком случае являюсь для другого? Кем он является для меня? И мне ли, собственно, он является? Чем угодно, только не самими собой являемся мы друг для друга, если призма содержательности стоит между нами. «Субъект начинает анализ или говоря о себе, но не для вас, или говоря для вас, но не о себе. Когда он заговорит о себе с вами, считайте, что анализ закончен».[60] Эта шутка Жака Лакана могла бы, вероятно, претендовать на роль лучшей психоаналитической остроты, если бы не являлась грубым парадоксом и не вызывала чувство исключительной печали, что, право, не надлежит делать шутке.
Витгенштейн Л. Философские работы. Часть I. Пер. с нем. / Составл., вступ. статья, примеч. М.С. Козловой. Перевод М.С. Козловой и Ю.А. Асеева. М.: Издательство «Гнозис», 1994. С. 12.
Лакан Ж. Семинары, Книга I: Работы Фрейда по технике психоанализа (1953/54). Пер. с франц. / Перевод М. Титовой, А. Черноглазова (Приложения). – М.: ИТДГК «Гнозис», Издательство «Логос», 1998. С. 384.
