радикальном повороте в ее жизни, потому как после первого развода с Галкиным отцом уже наслушалась. Но гостеприимство подруги, увы, измерялось в днях. Шел одиннадцатый день, когда она вдруг завелась с пол-оборота – утром в чайнике не осталось горячей воды – и высказала все, что лежало на ее уставшей душе. Это «все» крутилось вокруг быстрого расхода продуктов, мыла, шампуня и электроэнергии. О счетчиках воды тогда еще понятия не имели, иначе был бы поднят и этот вопрос. И еще она переживала, что гости звонили по межгороду.
– Мы не звонили, честное слово, – оправдывалась Валя, стараясь утихомирить подругу. Ей очень не хотелось ехать в Люботин, а уж тем более возвращаться в квартиру мужа.
– В конце месяца узнаем, – парировала подруга.
– Я приношу продукты каждый день, шампуни покупаю…
– Я не знаю, что ты приносишь, но мои траты увеличились.
Вот так многолетняя дружба разбилась о скалы под названием «быт». Подруга попросила Валю оставить деньги на оплату электричества и освободить комнату. Валя позвонила мужу, а он вдруг говорит, мол, не приходи, я дам тебе три тысячи рублей, а ты мне расписку, что на квартиру претендовать не будешь. Валя от радости едва язык не проглотила: три тысячи стоила однокомнатная кооперативная. И согласилась. Муж настоял, чтобы передачу денег оформили у нотариуса, и после этого Валя с дочками вернулась в Люботин. Родители ее встретили без особой радости, а вот внучкам были рады несказанно. И девочки тоже обрадовались – дедушку и бабушку они любили. Бабушка работала руководителем диспетчерской службы железнодорожной станции «Люботин» и была дамой с властным характером, а дедушка был человеком скромным, тихим, но занимал весьма солидную для того времени должность начальника базы промышленных товаров. Правда, иногда он брал бутылку водки и молча пил, но все понимали, что он войну вспоминает.
Внучек они любили, можно сказать, одинаково, с небольшим перевесом в сторону Риты. Может, потому, что она младшая, а может, потому что более напористая. То и дело было слышно: мне нужно то, мне нужно это! Мама, конечно, ставила Риту на место словом или делом – по заднице, но лекарство это действовало недолго.
– Рита наглая, вся в отца, – услышала как-то Галка тихий голос мамы.
– Не говори так про свое дитя, – упрекнула ее бабушка.
– Она меня достала, – оправдывалась мама.
– Дите не может достать, потому что оно твое. Вот что я скажу тебе, дочка: ты тоже не всегда была сахарная, но такая судьба матерей – все терпеть, потому что любовь идет от матери к ребенку, а уж никак не наоборот.
– Мама, ну ты же видишь, какая она? Такие истерики устраивает, хоть вешайся! Перед соседями стыдно!
Да, Ритка умела устроить истерику, особенно если дедушка Степа что-то привозил только Гале – юбку или туфли. Она так орала, хоть уши затыкай. И еще у нее была привычка
