ты приснилась мне… будто кто в тумане утра скрытый, проскакал на розовом коне… Никита, ты читал Есенина?
– Нет.
– А ты почитай. Возьми на третьей полке его стихи и почитай.
Шахидка, почти застегнув рубаху до верхних пуговиц, вдруг начала расстёгивать её назад сверху вниз.
– Ну, а ты-то чего ради стараешься так, Никишок?
– Я не хотел, чтобы ты нажимала кнопку. Я выбросил её в речку.
– Ах ты, глупый Никита! – засмеялась она. – У меня же осталось ещё несколько запасных. А ты думал? Эх Никита!
Расстегнув рубаху, она распахнула её и позвала Никишина.
– Подойди сюда.
Никишин подошёл близко к кровати, на которой сидела шахидка, и встал словно столб. Белёсые глаза его стали мутными, как у варёной рыбы.
– Ну, какие они? Видал? Тебе нравится, Никита? – спрашивала шахидка. – Правда, красивые? Это сестрички, вот эта левая, она старшая, ты видишь, у неё сосочек чуть больше. Ты никогда не видел таких, наверное, Никишечка?
Никишин, стоявший неподвижно перед шахидкой-красавицей, вдруг заплакал. Слёзы хлынули внезапно из его глаз, и он не утирал их. Они закапали ему на грудь, сбегая с подбородка.
– Ты чего, Никита? Испугался, дурачок? Никогда не видел голую женщину? Я очень плохая, извини меня, рыбка моя! – И красавица-шахидка стала торопливо закрывать грудь, запахивая рубаху.
– Не надо! – вдруг каким-то необычным, очень глубоким, словно бы и не его, голосом заговорил Никишин. – Дай ещё посмотреть.
– Ах ты, Никита! Да ты всё понимаешь, оказывается, не такой уж ты простой! – почти обрадованно воскликнула шахидка и привстала с кровати, поддерживая обеими руками снизу свои беленькие груди. – Хочешь их потрогать?
– Я не поэтому хочу посмотреть, – произнёс Никишин, на этот раз своим обычным унылым затухающим голосом.
– Что не поэтому? – не поняла красавица-шахидка.
– Не потому, чтобы их пощупать.
– А почему?
– Хочу посмотреть, пока они ещё целые.
– Как это – пока они целые?
– Вот эта, старшая сестра, оторвётся и вместе с рёбрами отлетит в кусты. А младшая вместе с кишками повиснет на решётке. Чизвлик.
– Нет, ты всё-таки чокнутый, Никишка. Какие гадости наговорил. Рёбра, кишки… Как мясник какой-то. Ладно, ты теперь иди себе, уходи домой. Ты где живёшь, на какой улице?
– На Строительной, – ответил Никишин и ушёл.
Но он обманул красавицу-шахидку. Оказывается, он умел обманывать. Жил он нигде, у него не было своего дома или постоянного угла. Сейчас он жил у меня, в помещении книгохранилища, спал между книжными полками. Откуда он пришел в посёлок городского типа Туму, никто не знал из тех тумчан, кто когда-нибудь заходил в библиотеку.
Прошлой ночью он крепко спал и не слышал, как приезжал
