с нами на тот берег и забрать бензонасос. Одна маленькая деталь, чтобы спасти то единственное святое, что у нас есть! Единственное святое, святая всех святых! От тебя требуется только попросить у своего дядюшки маленький насос!
Народ молчал. Даже Ильменка притихла своими водами. Водоросли беспечно, будто не при делах, танцевали в быстрине.
– Иди на хер, – сказал я и направился к машине.
Сантьяго устало плюхнулся на траву, поднял голову к небу и прогудел:
– О, ну почему же всегда всё именно так? Почему для достижения всеобщего благоденствия не хватает всегда какой-нибудь одной детали? Какой-нибудь ерунды? Какой-то сраной, маленькой пиздюлины? Гори оно всё, никого здесь уже не спасти!
Гера уже стал искать в кармане ключи, когда Боцман вдруг резко повернулся и пробубнил:
– Не спасти… Захарика?
– Чего? – раздражённо прикрикнул Сантьяго.
– Захарик. На площади! – промычал Боцман.
– На площади Захарик, на площади, – согласился Сантьяго и с недоверием посмотрел на Боцмана. Тот глазел на нас как на слизь, а глаза его вдруг стали наливаться мутным лиловым цветом.
Тут надо бы взять тайм-аут и сделать важное уточнение, иначе смысл происходящего дальше будет для непросвещённых не совсем понятен. Дело в том, что на площади в нашем городе стоит памятник первой машине, сошедшей с конвейера нашего автомобильного завода. «Захарик» – так ласково называют машину горожане. Её уважают и относятся к ней почти как к святыне. Ей даже приписывают разную мистику. Мы в это не верили, однако считалось оскорбительным проявлять хоть какую-то неконвенциональную активность рядом с Захариком. Рассказывали, например, про парней, которые решили пописать на газоне рядом с памятником, а под их струями вдруг оказался оголённый кабель. Или про беднягу, который раскурился рядом с Захариком, и у него случился тяжелейший трип – он увидел солдата времени Второй мировой с простреленной головой, который просил передать послание любимой девушке. Сама по себе история не впечатляет, с кем не бывает, но ведь на следующее утро, в страшной паранойе, он пошёл по указанному адресу и нашёл глубокую старушку, которая в молодости была санитаркой на фронте. Парниша рассказал бабушке всё, что слышал накануне от солдатика. Бабушке пришлось вызывать скорую. Короче, Захарик был чем-то сакральным для всех. Даже пиво нельзя было пить под его сенью. А тут вот, по версии Сантьяго, его собирается разбить толпа отпиленных любителей техно. Попыток манипулировать мной грубее я в жизни не встречал.
Однако глаза Боцмана всё наливались и наливались лиловым, и я видел, как Сантьяго всё больше и больше напрягается. Наконец, стало вполне заметно, что он чуть ли не ссытся со страху, глядя на свирепеющего Боцмана.
– Захарика?.. – почти плакал, весь сотрясаясь, Боцман.
– Гера! – оглушительно заорал Сантьяго, вдруг оказавшись на заднем сиденье. – Рвём!
Гера не без труда завёл машину.
– Стоять! –
