И тогда он видит ее ГЛАЗА – мутные, одуревшие от крика, от запаха хлорки и горшков, от постоянного, отупляющего детского плача. Потухшие, неживые глаза.
Человек выходит под снег, под мерцающий свет витрин. Поток промелькнувших лиц сдвигает в памяти то странное выражение женщины. И лишь ГЛАЗА ее – остаются.
И, когда-то, через несколько лет, они встречают эту няньку из ясель. Она шутит: «А помнишь, как тетю зовут, помнишь?»… – и сын молчит, а на лице человека улыбка. Он не может подсказать сыну. Глаза ее в тот день будут ясные, только старые очень глаза, израсходованные.
«Да, нелегка жизнь…» – подумает человек. Но потом, поглядев в себя глубже, честнее, он найдет в своем сердце и другие слова. Ему будет трудно их высказать. Они будут путаться, мешаться с неясным желанием сделать такое, чтобы глаза эти к вечеру не теряли человеческого блеска. Может, захочет он, чтобы кто-то большой и мудрый, протянул свою руку с небес, поглядел в глаза той уставшей женщине и погладил ее по затылку: «Держись мол, я все знаю…»
А пока – вечер. Он придет и сегодня, раскинув свой черный платок с блестящими искрами звезд. И шагнут вновь прохожие в вечернем свете. И от этого света будет трудно видеть их лица, и особенно трудно – ГЛАЗА: одинокие, ждущие, скрытые легкой полоской таинственной тени.
Переговоры
Голос телефонистки ровный, бесстрастный, отчетливый. Но иногда в нем слышишь участие. В такие минуты она говорит с городом – неудачником.
Мы сидим, ожидая вызова, мы что-то думаем о себе и своих близких. Как они там? Что совершили? Люди входят в кабины, плотно закрыв за собой двери. Одни садятся удобней, включая свет; другие стоят, отворачиваясь и пряча лицо; третьи стараются говорить тише. И все-таки немного слышно. Какие-то отдельные слова, предложения…
Вон из тех кабин, слева, доносится:
– Алло! Мама? Кто это? Что с мамой?
– …красненькую купи, чтобы с полоской была, с шовчиком…
– Вы с ума сошли! Потрачены годы жизни…
– Ха-ха-ха… Получил! Никогда не забуду…
– …забыл ты меня… совсем забыл…
– Не смей! Я приказываю тебе… я прошу…
Легко, беззаботно плывут над нами чужие адреса. Мы сидим, укрываясь газетами, мы почти спим, утопая в удобных креслах. Непрерывно зовет Деревянск – ему срочно нужен наш город. Где он, Деревянск, в какой тридесятой области? И кто не спешит к нему на свидание? Тихий вздох неудачника витает над нами.
И снова в кабинах:
– Алло, мама! Что сказал врач? Что – о?
– …и что купили? Ну – у!
– Родила! Слышите! Здоровый!
– …умер… несчастный… упокой его душу…
– Да проверьте же линию!
И опять Деревянск нас выводит из задумчивости. Уже удачно прошли города – Москва, Тюмень, Самара… Все получают
