это так, почему ты решил, что именно он? – спросил с вызовом Бертран, теряя терпение, остальные наёмники понуро молчали.
– Он был ближе всех к выходу и не мог не слышать, как уводят коня.
– А проводник тогда здесь при чём? – Бертран указал хлыстом на Арона.
– Мессир, малец сам до такого не додумался бы, эти бродяги заодно, – вступился за выпивоху Пьер.
– Отпусти проводника, – распорядился Бертран, – иначе сам будешь показывать дорогу. Думаю, благочестивый монах никогда не решился бы на такое…
Слова легата заставили Косту приободриться и поверить в справедливый суд, но Бертран продолжил:
– Насчёт писаря я думаю иначе. Неокрепший ум способен на многое. Даже если коня он не крал, то видел, кто это сделал и обязан был поднять тревогу. Виновен. Тридцать ударов палкой или пока не сознается. Подготовьте место и позовите ко мне хозяина подворья, хочу поговорить с ним.
– Мессир, позвольте мне наказать послушника? – проговорил Арон, почтительно склонив голову.
– Твои уроки не идут ему впрок, его накажет пострадавший, – ответил легат, разворачиваясь, чтобы уйти.
– Мессир, прошу сделать скидку на возраст, ему нет и шестнадцати, проявите милость, – с мольбой в голосе произнёс Арон.
– В его возрасте я командовал малым войском и мне скидок никто не делал. Благодари аббата, что я пока тебе верю, но если не престанешь перечить, присоединишься к нему.
После такой отповеди Арон возражать перестал, только посмотрел на Косту с сочувствием. Коста, памятуя о его наставлениях, не решился говорить в свою защиту, а услышав приговор, предпочёл смириться. Он наивно полагал, что наказание палками ненамного страшнее публичной порки розгами, а к этому он давно привык. Только глядя на лицо наставника, не мог понять, отчего он так тревожится.
Знакомый с подобными наказаниями, Арон прекрасно понимал, что такой экзекуции послушник может и не пережить. Всё зависит от мастерства палача, а судя по довольной ухмылке Пьера, опыт у него в этом был, и не малый. Со своей стороны Арон сделал всё что мог и даже больше, оставалось только наблюдать за приготовлениями к казни. Постепенно на площади перед постоялым двором стала собираться толпа зевак.
Косту распяли верёвками за руки меж двух столбов. Отряд наёмников расположился полукругом, отсекая толпу, десятник вышел вперёд, а легат занял почётное место на крыльце, возвышаясь над площадью. Увидев орудие казни, Коста внутренне содрогнулся. По сравнению с розгами, палка в руках палача выглядела внушительно. Заметив, что наставник шепчет слова молитвы, Коста обратился к Богу и перестал обращать внимание на происходящее.
Бертран поднял руку, но толпа и не думала утихать, скорее наоборот, шум стал нарастать, пока первые ряды не расступились. Верхом на осле, на всеобщее обозрение выехал проповедник. Толпа загомонила, приветствуя Петра Пустынника. Стоило ему поднять руку, воцарилась тишина. Судя по тому, что легат пошёл ему навстречу, и подал знак воинам расступиться,
