простая, без ковров и занавесей. В конце комнаты – небольшая сцена, в углу – пошарпанное пианино. Пианист только что закончил играть и неспешно потягивал из стакана жидкость, напоминающую клюквенный морс.
Зал гудел, было душно и дымно – не продохнуть. За столиками сидели мужчины. Молодые и в возрасте. Одеты по-разному: кто совсем просто, как мы с Гришкой, кто посолиднее. Несколько бородатых мужичков в старомодных кафтанах мирно прихлебывали чай из фарфоровых блюдечек. Женщин среди посетителей я не заметил, если не считать молодую особу, спустившуюся со сцены и скрывшуюся за задней дверью.
Половой – так, с Гришкиных слов, назывались официанты в трактирах – поставил на наш стол «казенную закуску» из соленых огурцов и вареной ветчины и положил «карточку» с предлагаемыми блюдами.
– Уважь нас, Еремей Сидорыч, подай нам самовар чаю с леденцами ячменного сахару, уху ершовую с расстегаями и де-воляй. – Гришка положил кулаки на стол и торжественно приподнял левую бровь.
– Не извольте беспокоиться, Григорий Никанорыч, сделаю, – вежливо поклонился половой, седой, причесанный на пробор бородатый старичок в длинной рубахе, подпоясанной расшитым поясом с кисточками.
Как только половой отошел, я расхохотался:
– Ну, Григорий Никанорыч, вы прямо барин! «Еремей Сидорыч, иди валяй уху с расстегаями».
– Сам ты «иди валяй». Де-воляй – блюдо такое, французское, вкуснятина первейшая. Еще спасибо скажешь. Давай лучше налегай на закуску.
Похрустывая огурцом, я начал рассказывать о том, что услышал ненароком во дворе дома процентщика:
– Так вот, сижу я за забором, жду тебя и слышу – два мужика разговаривают: один постарше и покультурнее, он еще заикается, а второй молодой вроде и разговаривает все больше на жаргоне. Тот, что постарше, говорит: мол, завтра в полночь заберетесь в дом, пока хозяин будет на выставке. А Пианист там пожар устроит, чтобы отвлечь, значит. В доме никого не будет, поэтому вам нужно выкрасть из сейфа бумаги и сжечь их, а если в сейфе будут деньги или украшения, можете забрать себе. С Пианистом завтра они на балу встречаются. Бал у какого-то араба, а может, имя у него такое – Арап, я не понял. Там они еще что-то про балерину и акробата говорили, я не расслышал. Эти двое вроде тоже помогать будут дом грабить.
– Ты меня совсем запутал. Циркачи они, что ли, или артисты какие – акробат, балерина, пианист и араб?
– Да нет, на цирковых не похожи. Первый больше на барина смахивает: голос у него властный, я бы даже сказал – респектабельный. А молодой – блатной, вор, наверное.
– Ага, первый – барин, второй – фармазонщик6. Как их звали, помнишь? – Гришка набил рот ветчиной.
– Нет, они друг к другу по имени не обращались. У молодого есть помощник – барин его Сивым называл, он тоже с ним грабить пойдет. Завтра в полночь. – Я так увлекся рассказом, что мужики за соседним столиком стали оглядываться.
Мошенник (жарг.).
