просидел, болтая ногами на краю одной из коек, созерцая собственную тень на наклонной стене. Вскоре отец вышел, и Валенсия тенью последовала за ним. Мать держала Фэй на руках, напевая ей. Все это казалось мне ужасным.
Когда отец и Валенсия возвратились, я узнал, что мы еще не взлетели. Едва они вошли, металлический голос прокричал из небольшого черного диска на стене:
– Через три минуты «Венера» стартует. Пассажирам – подготовиться к перегрузке!
Отец заставил всех нас лечь на кровати. Внезапно я почувствовал себя очень тяжелым, поскольку амортизаторная башня подняла «колыбель», катапультировав судно в воздух. В течение многих минут продолжалась перегрузка, поскольку атомные двигатели разгоняли корабль до скорости семь миль в секунду, необходимой, чтобы освободиться от пут земного тяготения. И вновь резкий, металлический голос прозвучал из стены.
– Внимание! Ускорение закончено. Вскоре будет запущено центробежное колесо. Пассажиры, подготовиться к изменению направления силы тяжести!
Странно, я чувствовал, что утратил вес и взлетаю с кровати. Одновременно я ощущал, что падаю. В животе появилось очень неприятное ощущение. Потом я почувствовал другую силу, которая потянула меня к стене комнаты, которая мгновение до того казалась стеной. Внезапно она стала полом, а пол стал стеной. Теперь я понял, зачем нужна лестница, которая спускалась в нашу каюту из центра судна. Большое колесо начало вращаться; центробежная сила потянула нас к его ободу. Через несколько мгновений мы стояли на новом полу. Сила тяжести была установлена в шесть раз меньше земной – как на Луне. Искусственная гравитация была создана не только ради нашего удобства, но и как мера против той формы космической болезни, которая вызвана влиянием невесомости на человеческий мозг.
Я попытался ходить и сделал удивительное открытие. Я упал – но настолько плавно и мягко, что боли не было. Освоившись, я обнаружил, что могу прыгать до потолка! Но через полчаса накатила космическая болезнь. Я почувствовал тошноту, ужасное ощущение падения, и унылую, невыносимую боль в голове. Я был слишком болен, чтобы есть – или даже сидеть – когда стюард принес нам пищу в большом вакуумном контейнере.
К нам зашел корабельный врач – полный, доброжелательный человек, с прищуренными глазами и небольшими рыжими усами. Он смеялся и шутил с моим отцом, и говорил со мной, одновременно измеряя мою температуру. Доктор насыпал мне какого-то горького порошка, который надо было запить стаканом воды, и велел мне лечь спать, что я и сделал, чувствуя себя совершенно несчастным, потому что я слишком болен, чтобы слушать его разговор с родителями.
Когда я проснулся, я почувствовал себя немного лучше, хотя меня мучила свинцовая, пульсирующая боль в голове. Она преследовала меня еще много дней, пока мой мозг не привык к меньшей силе тяжести. К тому времени Валенсия украсила стены картинками и безделушками.
Через день или два, которые можно
