нет! – вскричал он. – Вы не понимаете! Вы не осознаете до конца, какие опасности заключены в этом веществе. Даже я пока не знаю, как много или как мало его требуется, чтобы сделать процесс жизни статичным или повернуть угасание вспять. Я должен принести в жертву великое множество морских свинок, делая им подкожные инъекции этого раствора, прежде чем полностью все установлю. Наберитесь терпения. – И он начал переливать жидкость обратно во фляжку. – Видите ли, – добавил он, – я не могу долго оставлять его в контакте с воздухом, ибо вещество очень летучее.
– Вы… вы… не можете дать… – пробормотал гость.
– Да как я могу? – удивился Иль Веккьо, вновь заворачивая крышку. – Будьте благоразумны, мой друг, и будьте удовлетворены. Ведь вы увидели то, чего еще не видели глаза ни одного человека, кроме меня. Разве этого мало?
– Но послушайте!..
– Нет, нет, что угодно, только не это! Во имя науки! Невозможно!
– Это ваше последнее слово?
– Ну, ну, где же ваша профессиональная этика? Ведь не можете же вы действительно просить у меня Алкагест? Мой дом ваш, мой сад, мой стол, моя библиотека, все, что я имею, но даже я отказался бы купить себе новую молодость такой ценой, выпив это.
– Значит, вы станете возиться с морскими свинками и кроликами и отказываетесь сделать меня вашим подопытным? Отказываетесь спасти мою жизнь?
– Дело не в этом, – ответил старик, теперь показывая некоторое раздражение. – Как может быть, чтобы человек, умственно развитый, как вы, настолько меня не понимал? Кох или Пастер с новой сывороткой, Эрих со своим 808-м, неужели вы считаете, что они могли бы применить свои открытия, как следует их не разработав, пытаясь помочь одному человеку? Разве весь мир не осудил бы и не проклял их за такой поступок? Ждите. Наберитесь терпения. Посмотрим. Если вы, как я надеюсь, ошибаетесь касательно вашего состояния и согласитесь погостить у меня несколько месяцев, кто знает, что может случиться? Успокойтесь, мой друг, и мы посмотрим.
Проклятие сорвалось с бледных искривленных губ американца. Во внезапном приступе гнева, явив силу, о которой он у себя и не подозревал, обезумев от призрачной надежды, он набросился на Иль Веккьо. Тот, прежде чем смог уклониться или ударить в ответ, или даже позвать на помощь, оказался схвачен за ворот, перекрученный так, что пресеклось дыхание. Деннисон научился этому приему много лет назад в полузабытые дни в колледже. И теперь, четыре десятка лет спустя, воспользовался им. Иль Веккьо задыхался, бился, хватал ртом воздух и взмахивал обеими руками. Золотой сосуд, пролетев по дуге, глухо ударился о цемент и укатился. Деннисон последним усилием, оставшимся у него, швырнул задыхающегося патриарха о верстак, и тот упал без чувств среди обломков аппарата. Затем с кошачьим проворством американец метнулся туда, где лежала остановившаяся в углублении близ раковины золотая фляжка. Миг, и Деннисон подхватил ее.
– Жизнь!
