те крест! – Радеев попытался перекреститься, но не знал как, поэтому потыкал себя тремя пальцами, сложенными вместе, во все значимые места: лоб, грудь, правое и левое плечо и потом в нос.
– Это его последний сезон.
Агент встрепенулся и взвился со стула.
– Последний? С какого это хрена? – потеряв всю свою набожность, враждебно поинтересовался Антон, – я тебе еще раз говорю, больше не случится! Обещаю, матерью родной клянусь! Я Сашку в другую квартиру отселю завтра, в Питер ее отправлю!
Калинин покачал головой. Нет.
Радеев стал бешенно соображать, кем еще он может поклясться.
– Лера, – тихонько позвал режиссер свою подчиненную, и она подала ему стопку бумаг с закладкой в нужном месте. Калинин открыл на нужном месте и сунул бумагу агенту в лицо.
«Руководство программы «Третий Глаз» имеет право уволить Самира Алимовича Хамматова за действия, порочащие образ программы и ее репутацию».
Агент вырвал бумаги из рук Калинина и бросил их на пол.
– И кого ты на его место возьмешь? Кто будет сниматься днем и ночью в этих идиотских поединках? Кто будет всегда на первое место ставить эту чушь с призраками и сглазом? Мы тебя засудим! За незаконное увольнение!
Лера поежилась от криков гостя. Его гнев наверняка был слышен вне этих стен, внутри коридора и в помещении редакции, где работает большинство сотрудников проекта.
– Ты, может быть, забыл уже, как Самир отменил отпуск в Таиланде, когда у тебя полетели компы и стерлись все рабочие дубли? Как он, не поехав на день рождения к матери, проработал на юбилейном выпуске ко Дню телевизионного работника? – продолжал кричать Радеев, нервно шагая из одного конца кабинета в другой.
– Не забыл, – спокойно ответил Калинин, – я так же не забыл, что доплатил ему за пересъемку дублей, выдал хорошую премию, на которую он, кстати, купил себе неплохую «бээмвэху» и разбил ее по пьяни месяц спустя. Я также не забыл, как он хамит ассистентам. А после работы ломает кости жене.
Радеев внезапно остановился и, подойдя к режиссеру, наклонился так близко, что носы их почти касались.
– Да где бы теперь валялась твоя говнистая программка, если бы не Сам…
Закончить свой вопрос агент не сумел из-за недостатка воздуха в легких и боли в шее, за которую его схватил Калинин. Валерия и Рита наблюдали за происходящим вместе с Ларисой, на лице которой с каждой миллисекундой проявлялось все больше и больше беспокойства. Время текло либо очень медленно, либо очень быстро: в такие моменты трудно понять, когда бить тревогу и начинать делать искусственное дыхание.
Агент немного побелел, а потом посинел. Его руки, детские по сравнению с режиссерскими, пытались освободиться от ладони Калинина, железным обручем обхватившей его трахею. Валерия хотела что-то сделать, крикнуть, попросить Виталия Михайловича перестать убивать агента, потому что неделя
